Читаем Тетрадка с корабликом полностью

Работу я ненавидела. Я могла проработать там и до лета, но ушла из-за того, что у меня не было медицинской справки. В декабре нашу поликлинику разгромили и подожгли, и можно было тянуть и отнекиваться. Но не вечно.

А желающих на моё место и вправду было много…

– А тебя, значит, выгнали ради какой-то офицерской жены! Да, офицерская жена! Целый день вроде бы и дома, и в тоже время на работе… Ладно, скажешь Галине Георгиевне, что заходил Евгений…

И я также записала его в журнал.

7 июля 1998, вторник

Ни председателя, ни зама ни вчера, ни сегодня не было.

А вдруг они вообще никогда сюда больше не придут?

Вспомнила! Михаил Викторович собирался к главе Загорянки!

Утром, когда я открывала нашу дверь, ко мне вдруг подлетел плешивый человечек с венчиком белых волос вокруг лысины. Длинные фалды серого пиджака делали его похожим на кузнечика.

– У них замок вечно заедает. Давайте я его вам отвёрткой открою!

И что-то там повернул, за что я его сердечно поблагодарила.

В экологическом фонде сегодня плясали до упаду. Торгаши принесли какой-то «бальзам», но «кузнечик» сказал:

– Извините, но мы сейчас смотреть ничего не будем: все празднуют.

Ещё предлагали фильтры для воды:

– Я знаю, что вода у вас здесь плохая, а станет водичка чистая, серебристая…

И я занесла координаты их фирмы в журнал как распространителей экологической продукции.

8 июля 1998, среда

А сегодня Яна пришла. Говорит:

– Главное, я захожу в первую попавшуюся дверь и спрашиваю: «А Алина здесь работает?» – «Это такая чёрненькая, с каре? Последняя дверь налево».

И мы пошли в библиотеку на Талсинской, где Яна года два не сдавала книги. Молодая унылая библиотекарша с неудачной стрижкой под Мирей Матье простонала:

– А что же нам сказали, что «здесь такая не проживает»? Вот в карточке написано: «Не проживает». Мы звоним и спрашиваем: «Адрес – такой?» – «Да, адрес этот, но здесь такая не проживает!!!» И ещё истеричным голосом таким, противно даже…

Яна повернулась ко мне, многозначительно вытаращив глаза. Её мать торговала на рынке и от всех пряталась. Меня она терпеть не могла, и моя мама Яну – тоже.

«Янка твоя мне не нравится», – всегда задумчиво говорила она.

А Яна чем-то больна. Я недавно зашла в её двор с утра, и мать на неё рычала: «Ты должна ходить на физиолечение! Я советовалась со специалистами!»

– Я с утра ходила на физиолечение и зашла к тебе, – поликлиника у нас в двух шагах от площади.

– А что у тебя?

Но Яна сделала вид, что не слышит. Так зачем тогда начинать разговор?

На обратном пути она зашла на рынок к матери. А там кипела своя жизнь. Двое мужчин ссорились с торговкой, кому идти на обед.

– А мы тебе в термосе принесём! – пообещал один.

А другой обернулся, и пожаловался уже мне:

– Вот пустоголовая!

Возле ларьков на мосту мы встретили двух тёлок, каких-то знакомых Яны с её кружков. Одна – с очень белой кожей и очень чёрными волосами.

– А мы в библиотеку ходили! – какого-то чёрта похвасталась Яна.

Девки, естественно, стали издеваться:

– В библиотеку?!! В библиотеку!!!

Я молча ускорила шаг, и Яна догнала меня.

– Это две дуры, я их не люблю.

– Тогда зачем общаешься?

И мы вернулись в «экологический домик», как его прозвали в народе. Яна решила зайти в турбюро под видом туристки.

– Где вы хотите отдохнуть? – услышала я из-за двери подобострастный голос.

В «Мособлтуре» работали две противные старые тётки. Низенькая и толстенькая Нина Филипповна, длинная и худая Лидия Федосеевна.

Во всех организациях, кроме нашей и Совета ветеранов, стояли железные двери. Напротив нас – Общество книголюбов и они, дальше – АТП – Административно-техническое предприятие, и АТИ – Административно-техническая инспекция, и у самого входа – Районный экологический фонд. Это по правую руку. А по левую – Управление экологии у самого входа, турбюро и мы за деревянной белой дверью. У Совета ветеранов и то створчатые, обитые потрёпанным дерматином чёрного цвета!

Яна выпорхнула из турагентства, и мы уселись на древних откидных стульях между Советом и АТП. К нам подошла старая полосатая кошка, уже на сносях.

– Ой, что с ней делать, что делать! – заплескала ручками уборщица в чёрной косынке, по-колхозному повязанной концами назад.

– Алька, представляешь, как классно! – Яна тоже была холериком, как и Михаил Викторович, а точнее, холериком-сангвиником. – Есть классный тур, пароход по Волге! Там будут всякие певцы! Вот бы поехать!

– Ты же давно не любишь поп-музыку, зачем тебе это? – удивилась я.

– Алька, как тебе повезло! Ты будешь защищать природу и получать за это деньги!

И я поёжилась и подумала: а может, всё обойдётся?

Опять заходил Хлопунов.

– Ну, Алинка, как жизнь?

– Да не очень…

– Что так плохо? Жизнь прекрасна и удивительна!

Я боюсь этой цитаты из Маяковского после фильма «Прикосновение»1.

***

После обеда я уже сама пошла в библиотеку, только другую, центральную. Я хотела взять стихи Николая Рубцова.

А там работает очень противная, толстая баба, Надежда Владимировна, рот у которой никогда не закрывается. А ещё она хамит напропалую, и очень плохо относится к своим служебным обязанностям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза