Тетушка Лейла ждала

Гусейн Аббасзаде Тетушка Лейла ждала

Фариз с сыном сошли с автобуса на виду у села Гайнаглы и свернули на проселочную дорогу.

Село было как на ладони. Справа от него на невысоком зеленом холме стоял обелиск, высеченный из красно-бурого мрамора. Строгий и величественный, он привлекал внимание каждого, кто шел или ехал через эти места.

Фариз, осевший после института в Баку и работавший там на заводе, изредка наезжал в Гайнаглы навестить сестер, и всякий раз, прежде чем направить свои стопы к родному дому, поднимался на холм, к обелиску, и долго стоял перед ним, склонив обнаженную голову.

Лет пять тому назад он был в Гайнаглы с женой и сыном, на свадьбе племянника. Бабеку тогда шел шестой год, и он мало что помнил о той поездке, и теперь ему все было внове.

По дорожке, усыпанной речной галькой и выложенной по краям красным кирпичом, отец и сын поднимались на вершину холма. Дорога подвела их к мраморной лестнице. Бабек, шагая впереди отца, считал ступеньки:

— …Девять, десять, одиннадцать…

— Не считай, Бабек, — сказал отец, — их тут двадцать три.

Бабек остановился посреди лестницы.

— Двадцать три? — спросил он. — Почему именно двадцать три, а не двадцать две или двадцать четыре?

— Двадцать три человека из Гайнаглы не вернулись домой после войны. И двадцать три ступени ведут к памятнику, который воздвигнут в их честь.

В полном молчании отец с сыном поднялись к обелиску.

Из низкого гранитного постамента, прямо из земли, вздымалась вверх могучая рука, сжимавшая наклоненный мраморный меч, казалось готовый обрушиться на врага.

Легкий ветерок чуть заметно шевелил жесткую траву.

В тишине, от которой звенело в ушах, Бабек, осторожно ступая, обошел вокруг обелиска, встал рядом с отцом и склонил голову, как отец.

На мраморном клинке сверху вниз были высечены двадцать три фамилии.

— Пала, — шепотом спросил Бабек, — почему имя дяди стоит последним? Все фамилии расположены по алфавиту, а Баширов стоит после Ягубова?

Фариз легонько обнял сына за плечи.

— Тут я виноват, сынок, — сказал он. — Пойдем. Расскажу по дороге.

Много лет ждала тетушка Лейла возвращения старшего сына. Летом сорок третьего года Рамиз, сдав последний экзамен, ушел на фронт. Первое время писал, а потом как в воду канул. Приходили весточки от его одногодков, ушедших на фронт вместе с ним. Кое-кто возвращался домой живым-здоровым, иные без руки или без ноги, на многих приходили похоронки. Пусть бы, думала Лейла-хала, ее сын вернулся даже калекой — она согласна, она была бы счастлива. Но он не вернулся.

В тот год Фариз учился в шестом классе. Однажды он раньше обычного пришел из школы. Мать и сестры еще работали в колхозном саду. На улице показался сельский почтальон Абиш-баба, всю войну разносивший горестные и радостные вести. Постучался, поздоровался, спросил, есть ли кто дома, и, глядя куда-то в сторону, подал Фаризу маленький бумажный сверток и ушел, не сказав больше ни слова. Посылка с фронта, решил Фа-риз. Посылка пришла от Рамиза! Обрадованный, он распечатал сверток. В нем оказались завернутая в матерчатый лоскут медаль «За отвагу» и письмо. Все еще не догадываясь, что это значит, Фариз вскрыл конверт, адресованный матери. И только тогда почувствовал, что пол уплывает у него из-под ног. Едва хватило сил прочесть короткое письмо, в котором командир танкового полка извещал мать, что ее сын, сержант Рамиз Баширов, стрелок-радист, пал смертью храбрых на поле боя. Была еще приписка, что погиб он за две недели до победы, похоронен в братской могиле возле города Штеттина.

Какое-то время остолбеневший Фариз не знал, что делать. Что будет с матерью, когда она прочтет это письмо? Вот их соседка, Насиба-хала, получила похоронку на своего единственного сына Акпера и ослепла от слез. Мать любит Рамиза больше жизни. Не вынесет она этой страшной вести. Скоро она и сестры придут с работы. Медлить нельзя. Фариз сунул сверток в карман брюк и со всех ног бросился на почту.

Абиш-баба был на месте. Фариз позвал его на улицу. Давясь слезами, сказал о гибели брата. «Дедушка, никому не говорите, что Рамиз убит… Пусть только вы да я будем знать об этом». — «Эх, сынок, сынок, — сказал Абиш-баба и погладил Фариза по голове заскорузлой рукой, — я ведь обо всем догадался. Что поделать, это война, она без жертв не обходится. Кто только не получал извещений о гибели близких! Ты, наверное, слышал, что и мой мальчик Сафар погиб под Керчью. Такое, видишь ли, дело — я сам себе доставил похоронку… Договорились, сынок, пусть Лейла ничего не узнает. Хотя и смолчать — грех… Но пусть…»

Опасаясь, как бы сестры не нашли письмо, Фариз сжег его, а медаль спрятал. Абиш-баба умер весной сорок седьмого, унес их тайну в могилу.