Низкие, не слишком большие, со скошенным лобовым листом, из которого торчало длинноствольное орудие с дульным тормозом. Ловко маневрируя, новенькие устремились в атаку. Эти машины вели себя по-другому. Никакой величавости, как у гигантов, полное отсутствие этакой вальяжности. Наоборот, стремительные движения, умелое использование местности. Выстрел! На месте капонира вспухла земля. Одно из орудий обороняющихся вышло из строя.
Курт очнулся от вызванного действиями врага странного очарования. Он же не наблюдатель! А перед ним – противник! Стал ловить в прицел вражескую машину. Наконец ему это удалось – раухер раскусил алгоритм действия противника. Тупоносый кумулятивный снаряд скользнул в казенник. Лязгнул затвор, на панели управления вспыхнул зеленый огонек. Ближе… Еще ближе! Вражеский танк подбросило на мертвом корпусе охранного голема, когда тот врезался в него, вмяв в землю. Значит, взаимовыручка у альбиносов налажена. Да и пехота врага приободрилась – расправившись с механическими солдатами, они быстро сориентировались в обстановке, и, умело скрываясь за корпусами бронетехники, перегруппировались в рассыпной строй. Опытные солдаты!..
Между тем танк остроухих выровнялся и вновь пошел вперед. Ему оставалось совсем немного до окопов, где засели кнехты, когда Курт нажал гашетку. «Левиафан» вновь рявкнул. Дистанция была теперь намного меньше, чем во время предыдущего выстрела, и поэтому снаряд пролетел ее почти мгновенно. Взрыв!.. Есть! Огненная струя, разогнанная до немыслимых скоростей, прошила массивный броневой лист и вонзилась внутрь отсека экипажа. Чужак клюнул носом, зачерпнув стволом землю, и застыл на месте. Прямое попадание!
Нога Курта сама вдавила педаль акселератора, и «Левиафан», гулко рыкнув двигателем, выбрался наружу. Следующий выстрел оказался еще более удачным: снаряд прошил массивный с виду каток с каким-то непонятным значком и исчез внутри корпуса. Оттуда сразу повалил густой маслянистый дым – похоже, вспыхнула одна из топливных магистралей двигателя. К тому же движения вражеской машины стали неуверенными, дергающимися. А через несколько мгновений она и вовсе застыла на месте.
Резко взвыла система оповещения, предупреждая о приближающейся угрозе. Пришлось рвануть танк в сторону, несколько разрывов выросли совсем рядом, а умная машина послушно высветила предполагаемое укрытие противника. Расстояние до них позволяло атаковать, и правый манипулятор изрыгнул струю пламени из встроенного огнемета. Теперь о враге можно было забыть.
Тем временем выползли остальные машины отделения Вальдхайма и подключились к битве. Совместными усилиями удалось вывести из строя еще одну громаду с башней на крыше, но их верткие «коллеги» также не остались в долгу, повредив один из тевтонских «Левиафанов». Не имея возможности вести огонь из орудия, его командир, повинуясь приказу Курта, отвел машину назад, за линию окопов пехоты. Затем уцелевшие танки отделения удачно заманили несколько чужих машин к самым позициям, и тут кнехты не оплошали. Воспользовавшись противотанковыми зарядами, они сразу сожгли четыре штуки. А уцелевших танкистов положили из ручного оружия. Не имея личной брони, в отличие от тевтонов, те погибли мгновенно, после чего открытые люки солдаты забросали гранатами, и взрыв боеприпасов разметал бронированные корпуса на мелкие обломки.
Успех ободрил тевтонов, подавленных вчерашним воздушным налетом, и они открыли шквальный огонь по подбирающимся к траншеям синим мундирам. К всеобщему удивлению, тевтонские пули прошивали защиту остроухих, словно ее и не было. А поскольку калибр оружия кнехтов почти в три раза превосходил таковой у чужаков, то потерь среди защитников практически не было.
Впрочем, за перипетиями сражения пехоты у гауптмана следить времени не было. Юркие танки чужих упорно пытались оттеснить их машины подальше от линии обороны, чтобы, пользуясь численным преимуществом, уничтожить пехоту. Приходилось вертеться, словно змее на сковородке. Система предупреждения все чаще выдавала тревожные оповещения и в конце концов сигнал начать реветь практически не переставая. Курт просто озверел: получалось, что он не мог сражаться, ему приходилось только убегать. Бегство? Это недостойно ни офицера, ни тем паче – Брата Ордена. Величайший позор! Особенно для кавалера Черного Креста!..
Перед глазами словно что-то взорвалось. Тевтон ощутил, как внутри него вскипает нечто темное, жестокое, первобытное. Из горла вырвался хриплый рев, в наушниках испуганно забормотали, но гауптман уже ничего не слышал.
– С нами Бог и Дева Мария!