Тевтонка (СИ)

Последними пришли отец Антонио и брат Бриан, который шутя покачивал в ладони тяжеленный кожаный мешок. Мешок распух от сухарей и фляг с водой. На животе брата блистала обнова: сполохи огня плясали в квадратных медных пластинках.

— Рыцарский пояс? — не поверила Грета. — Тебе дали золотые шпоры? И ты молчишь?!

Тот застенчиво улыбнулся, поправил кольчужную рубаху.

Между ними вклинился брат Одо, задрал голову и прищурился, словно курица на фигу:

— Глянь, Генрих, какая у нашего тёпленького рыцаря рожа довольная, столько масла — хоть пироги жарь. Ты пока по дорожным кабакам шатался да под стенами лазил, он тут подвиги совершал.

— Дорожные кабаки? — рассмеялась Грета. — С чего ты решил?

— Народ говорит. Где тебя носило-то две недели? Небось, все ходы тайные знаешь, а братьям показать — шиш, чернокнижник эдакий.

— Одо, люди читают необязательно для того, чтобы вызывать демонов.

— Ха! А зачем тогда губами шлёпать и свечи жечь? Забавы ради?

Не обращая внимания на коротышку, Грета с изумлением разглядывала Бриана: у него и раньше были такие мощные руки и необъятная грудь и? Или это рыцарское звание? А карие глаза прежние, большие и влажные, словно у отцовского борзого пса, когда скулит под столом и кладёт слюнявую морду на колени… Наконец, спросила:

— Расскажешь, за что тебя посвятили?

Но шансов открыть рот Бриану не представилось. Одо понёсся, как турецкая конница перед тяжёлым латником, не давая и слова вклинить:

— Да, слушай, ту вылазку же устроили, когда ты уже исчез! Знаешь, он самого великого маршала спас. Мы с Гансом крушили литвинов — ну, жмудь поганая, в звериных шкурах, а злые, что бесы. Прямо на клинки лезут, ты его сечёшь, а он вроде не чувствует, рогатиной тычет. Тут вылетает справа клин шляхтичей, отборные все, заразы, даже кони в броне. И прорвали они наших. Хоругвь за полминуты расшвыряли, копьями уже до великого маршала дотягиваются, «Сдавайся!» — кричат.

— Ты рядом ошивался? — Грета прищурилась. — А что же сам за начальство не встал?

— Я тебе висельник или святой? — огрызнулся Одо. — У шляхтича у каждого плечи шире, чем я ростом, латы миланские, секиры молотят, как пест в маслобойке. Великий маршал уже и ладони начал поднимать, да тут Бриан с двуручником прорубился. Как звезданёт ихнего главного, который с хвостом страуса на шлеме, под копьё нырнул, второго за пояс — и на землю. А конь брата, Скалик, так и прёт, копыта острые, лосиные, зубы медвежьи — знаешь его, бешеный. От шляхетских лошадок полетели клоки, они и шарахнулись прочь. Бриан лезет на них вепрем, ревёт чего-то, раскидывает шляхтичей. Тут остальные наши налегли, брешь закрыли, да и отступили мы с божьей помощью к замку.

Одо повёл носом, схватил с ближайшей полки бутылку, отхлебнул — и поперхнулся:

— Тьфу, уксус! Герман Ганс в тот же вечер Бриана по плечам мечом стукал и всё приговаривал: «Славно врагов когтил! Кречет, истинный кречет!» Небось, загордишься теперь, на нас, сержантов, поплёвывать будешь?

Бриан во время рассказа стыдливо морщился, теребил свою ладанку. Услышав подколку, он пихнул Одо в бок и отвернулся.

Надо же — в девятнадцать лет стал рыцарем. Крупные губы, пушок вместо бороды.

И он должен убить «брата Генриха». Убьёт? Конечно, ведь таков приказ. Потом, может, всплакнёт, помолится — да забудет.

У Греты закололо в боку, будто холодная сталь уже входила между рёбер. Бриан не только силён, он быстрее волка, не увернёшься, не отобьёшь.

Надо, чтобы Конрад отменил приказ. Но как заставишь старого палача сжалиться?

_______________________________________________________

[1] Фед вовсе не был толстый, как свинья. Потому что свиньи сейчас — тощие, хитрые и о-очень злопамятные. Чтобы получить живот Феда, вам придётся сложить их вместе штук десять. Правда, они вам это припомнят.

Глава 4. Перед очами Великого Магистра

Грета вызвала в памяти свиток с планом туннеля. Комнатка, в которой должна быть потайная дверь, располагалась в дальней части кухни, за полкой с крупами. Сводчатый потолок здесь нависал настолько низко, что Бриан то и дело прикладывался лбом и ойкал, коротышка Одо переводил это ойканье на «человеческий» язык. От его стараний в кувшинах скисало молоко, а отец Антонио крестился.

Толстяк Фед спорил с Полем из Прованса, что лучше: улитки или сало. Поль лез в драку за улиток.

Грета заставила братьев снять сюрко и надеть монашеские рясы, подпоясанные верёвками. Когда поляки заметят служителей бога, они не начнут стрелять сразу. Наверное. И процессия успеет подойти к врагу поближе для рукопашной.

Рыцарь Ордена не должен показываться без своего плаща, однако Конрад оценил идею Греты. Кнехт принёс его слова: Магистр дозволил маскарад.

Поль не пожелал оставлять свою любимую бригантину — куртку, на которую нашиты латные бляхи, — и натянул рубище поверх неё.

— Зачем? — Грета встала перед французом. — Для нас главное — скрытность, а у тебя пластины топорщатся сквозь ткань. И тяжело. Пешком до Данцига долго идти, отстанешь. Или прихватишь орду оруженосцев и пажей?

— Не бояйся, бригантина у менья вольшебиный, сам себя несьёт.