К тому же эти вылазки становились все менее результативными. Да и гранатомет пока валялся без толку, хотя у Виталия имелся большой соблазн испытать оружие в настоящем деле… Но что может один гранатомет против шестнадцати километров частокола? Ну, разнесет в куски какую-нибудь осадную башню — а дальше что? Зарядов-то оставалось всего девять штук, на шестнадцать километров и семьдесят тысяч солдат — не так уж много. Конечно, если бы римляне все же решились на штурм и пустили в ход башни — тогда другое дело, однако Цезарь предпочитал действовать медленно, но верно, чтобы взять осажденных измором.
В крепости начинался голод. У знати еще имелись запасы пшеницы и соленой свинины, а простые горожане и укрывшиеся в городе крестьяне из окрестных деревень уже принялись есть крыс. По сведениям Камунорига, некоторые друиды поспешно воскресили практику ритуального каннибализма, выискивая врагов и предателей буквально повсюду — с последующим поеданием.
Надо было что-то делать, но для активных действий у «друида Вейдера» пока не доставало влияния. Камунориг оказывал ему поддержку, но тот сам считался выскочкой, поскольку своего высокого положения добился собственными силами, в то время как отец «господина начальника разведки и контрразведки» был простым воином, даже не всадником! Аристократия смотрела на беднягу Камунорига с чванливым презрением, притом что себя каждый из родовитых галлов считал ничуть не хуже верховного вождя. Правда, в недостатке храбрости их нельзя было обвинить: периодически знатные всадники возглавляли очередные вылазки и так же регулярно в них гибли, высокомерно презирая смерть. А в промежутках между рейдами вели обычную разгульную жизнь, не отказывая себе ни в каких удовольствиях, что, конечно же, не могло не раздражать голодных.
Положение Виталия по-прежнему оставалось сложным: он чувствовал, что до конца ему никто не доверяет — даже Камунориг, использовавший «друида» в своих интересах. Хотя «союзнику из далекой Британии» оказывалось всяческое уважение, его даже приглашали на военные советы, где главным, естественно, было мнение чванливой галльской знати, и даже дельные мысли того же Камунорига выслушивались с высокомерной небрежностью.
Правда, в бытовом плане их с Алезией устроили по здешним меркам роскошно: в просторном гостевом доме с углами, выложенными из черного базальта. Хозяин, добродушный увалень-германец по имени Рикхард, еще ухитрялся как-то кормить постояльцев, но запасы таяли с каждым днем. А дом осаждали попрошайки — изможденные женщины и скелетики-дети с потухшими глазами. Они уже выманили и съели хозяйского кота, а по ночам бродили у ворот и выли, будто упыри, взывая к милосердию богов. Даже Беториксу не хотелось ночью ходить мимо них в одиночку, и он попросил Камунорига, чтобы Кариоликс, живущий ныне с молодыми воинами, на ночь бы являлся в гостевой дом Рикхарда. А воинские советы, на которых «друиду» приходилось присутствовать, частенько затягивались до утра. Ведь галльские аристократы коротко и по существу говорить не умели, а перебивать их не позволялось даже верховному вождю.
Арверны, эдуи, карнуты, секваны — всякий тянул одеяло на себя, к тому же племена делились на кланы, у каждого из которых имелся свой вождь, человек «великий и знатный», занятый в основном интригами и мелкими, ничего не значащими военными вылазками. Налетят, захватят пару-тройку римлян, отрежут им головы — и что дальше? А ничего, мыслить стратегически тут никто еще не научился. И учиться не хотел, ибо самым важным в человеке считали знатность рода. Делать дело пытался один Камунориг, преодолевая отчаянное сопротивление всех остальных.
Общество галлов состояло из пары сотен аристократов, полагавших себя солью земли, и десятков тысяч бесправных простолюдинов. Виталий даже вспоминал Россию, где двести рож в списке «Форбс», а все остальные — нищее, никому не нужное быдло, над которым каждый чиновник — аристократ и великий князь. Хорошо хоть еще нефть есть. А как кончится, тогда что? Голод начнется? И будет то же самое, что сейчас в Алезии, — за стенами враг, а город на грани голодного бунта.
— Господин славный друид! — Ближе к вечеру в гостевой дом явился тощий мальчишка-гонец. — Великий вождь зовет тебя на совет.
— Слушаю и повинуюсь. Сейчас приду, — поклонившись, как положено, отозвался Беторикс, а потом накинул на плечи плащ, поцеловал подругу и отправился за посланником.
Дом верховного вождя располагался в центральной цитадели, за еще одним рядом стен, вокруг которых были выставлены часовые — дюжие молодцы с короткими копьями и овальными щитами, обтянутыми красной кожей. Службу свою они несли довольно безалаберно: одни болтали и смеялись, другие смотрели в небо, наблюдая за полетом коршуна и азартно споря — можно ли его достать стрелой? А вот уже дошло и до дела — один из спорщиков схватился за лук…