Тевтонский орден

За исключением последнего (Альбрехта фон Гогенцоллерна), Великие магистры оставались верны своим монашеским обетам, набожны и аскетичны. Конечно, их личного примера было мало, чтобы удержать офицеров и других членов ордена в узких рамках, предписанных Уставом, но большинство в ордене также должны были поддерживать их усилия по соблюдению статутов и традиций. В конце концов, рыцари, капелланы и сержанты раз за разом избирали на Великом Капитуле Великих магистров, выступавших за реформы в ордене. Хотя рыцарственные «приманки» в ордене давно уже больше бросались в глаза окружающим, чем то, что орден был монастырской организацией, Римская католическая церковь никогда не считала, что помпезность и торжественные церемонии несовместимы с религиозными функциями. И сегодня даже на самого решительно настроенного протестанта огромное впечатление может произвести папская месса в Ватикане. В Средние века же делался гораздо больший акцент на церемонии празднования, публичные молитвы. Сегодня трудно представить себе, что глава государства приказывал всему населению своей страны молиться за успех его дипломатов и сам выстаивал день за днем длительные службы (а народ добровольно делал то же самое!).

Настоящей проблемой было то, что Великие магистры издавали эдикты, которые не выполнялись или не имели отношения к реальным проблемам, стоявшим перед кастелянами или протекторами. Это не значит, что орденские монастыри заполонили женщины или прочие «миряне», но однообразие и дисциплина, которыми когда-то гордился орден, канули в Лету. Когда военные катастрофы следуют одна за другой, офицерам трудно держать в узде своих людей, а особенно наемников. Когда выпивка и прочие излишества стали обыкновением, в монастырях ордена началось падение морали, сопровождаемое насмешками общества. Религиозное сообщество могло лишь защищаться, неспособное взять верх убеждением или силой. Решением проблемы с дисциплиной были бы длительный мир, восстановление финансового благополучия в стране и отыскание новой военной задачи, которая заняла бы рыцарей, одновременно духовно вознаграждая их.

В-четвертых, численность рыцарей в ордене уменьшалась. Население Европы медленно восстанавливалось после чумы, и теперь было гораздо меньше молодых представителей из мелкой и средней знати, ищущих религиозного служения. Что еще более важно, престиж ордена упал слишком низко, чтобы привлекать хороших новобранцев. Это еще не было катастрофой, как было бы веком раньше: изменения в военной тактике сделали рыцарей менее полезными на поле боя, чем наемников. Катастрофическим было влияние этого на мораль. Самые успешные армии XV века состояли из наемников, мужчин в цвете лет, нанимаемых на короткое время, а затем распускаемых. Такие армии доказали свою способность одерживать верх над дворянской конницей, толпами вооруженных крестьян-пехотинцев и стареющими рыцарями, которые когда-то были грозными воинами. Более того, солдаты (от немецкого Sold – плата) хотели воевать столько, сколько потребуется, лишь бы им платили. Наемники уже стали обычным зрелищем в Пруссии, а теперь их невозможно было распустить. Немногочисленные братья-рыцари теперь служили лишь как офицеры, командуя наемными войсками, дворянским ополчением и военными специалистами – канонирами, инженерами и квартирмейстерами. Так как денег постоянно не хватало, Великие магистры предпочитали тратить их на наемников и снаряжение, а не на благородных всадников. Рыцари чувствовали, что их роль меняется, и отнюдь не всем это было по душе. Мало кто из них легко вписался бы в образ рыцаря, сложившегося 250 лет назад. Они не годились и для будущего.

В-пятых, ордену требовалось гораздо больше денег, чем раньше. Купеческая олигархия в городах и рыцари в сельских поместьях осознавали свое растущее значение и сопротивлялись обязательствам, которые накладывал на них орден, особенно когда речь шла о военной службе и налогах, выступали против ограничений их роли в судопроизводстве и внешней политике. Пока орден защищал интересы купцов против конкурентов и пиратов, города жаловались вполголоса, но после Танненберга им приходилось платить все больше и больше денег, получая при этом все меньше и меньше защиты. По крайней мере, они хотели иметь право голоса во внешней политике. Точно так же дело обстояло и с местной знатью. Шаг за шагом Великие магистры уступали протестующим подданным, пока не остались перед выбором: либо дать Прусской Лиге полноправное участие в управлении посредством какого-либо рода ассамблеи, либо попытаться подавить протест городов и светской знати. В 1454 году Великий магистр Эрлихсхаузен выбрал последнее – и с катастрофическим результатом.

Эти основные причины внутреннего упадка не до конца объясняют, почему же Пруссия так низко пала. Для объяснения этого явления нам нужно заглянуть за узкие пределы Прибалтики и рассмотреть глобальные проблемы, которые в это время потрясали Европу.