Тевтонский орден

Когда Гедиминас доказал на деле, что способен защитить своих подданных, тонкий ручеек переходящих к нему превратился в поток. Он часто позволял русским боярам сохранять свои земли и должности и всегда разрешал им продолжать следовать традиционным законам и обычаям. Он особенно уважал русскую православную церковь и ее иерархов, которые, в свою очередь, убеждали свой народ быть верным ему. Благодаря росту своих владений Гедиминас смог уменьшить неравенство сил в войне за Самогитию. Но его возможности оказывать сопротивление Тевтонскому ордену увеличивались очень медленно. Он не мог внезапно перебросить русские войска в зону военных действий на Немане. Даже в более поздние времена подавляющее большинство его кавалерии и пехоты составляли литовцы, и лишь изредка он приводил на запад русскую пехоту в больших количествах. Важнее было то, что он смог обеспечить свою знать и бояр назначениями в своей армии, так что даже если их земли были разграблены крестоносцами, им не приходилось выбирать между капитуляцией и голодом. Теперь они могли служить как профессиональные воины, чиновники или предводители гарнизонов в русских городах, где приобретали бы опыт и вооружение, необходимое, чтобы сравняться с западным войском.

Вскоре Гедиминас мог подписывать свои письма и указы «Король литовских и многих русских земель». Он назначил своих братьев – Федора (Теодорика) и Варниса (Война) – править Киевом и Полоцком, а своего сына Альгирдаса (Ольгерда) – Витебском. Позднее он посадил в Псков Давида Гродненского, откуда тот мог вести войну с Ливонским орденом. С некоторыми русскими князьями Гедиминас вступил в союз, взяв в жены наследницу Витебска и выдав свою дочь Марию за тверского князя. Позднее он расширил эту сеть союзов, включив в нее московское княжество, Галицию, Мазовию и даже Польшу[61].

Понимая, что отстает от крестоносцев в техническом оснащении, Гедиминас искал способы привлечь с Запада купцов и ремесленников, которые знали, как изготавливать или где покупать нужное ему снаряжение. Особое значение для него имели контакты с Ригой. Рижане, все еще воюющие с Ливонским орденом, рады были расширять свою торговлю и помогать любому врагу тевтонских рыцарей. Единственное их сомнение диктовалось желанием защищать и укреплять христианскую веру. Если бы они заключили союз с языческим монархом против крестоносцев, нарушив строго соблюдаемый религиозный кодекс, они бы испортили отношения с папой и императором, а также с другими ганзейскими купцами, знатью и их подданными, которые покупали товары из Ливонии. Но архиепископ Риги убедил купцов, что их действия не вредят делу христианства Францисканские монахи, находившиеся при дворе Гедиминаса в Вильнюсе, подкрепили убежденность рижан в том, что литовцы готовы принять католическую веру, если только крестоносцы прекратят свои нападения. Францисканцы были наиболее ярыми приверженцами Гедиминаса, и они распространяли истории об его искреннем желании стать христианином. Эта перспектива, какой бы неопределенной она ни была, была доводом для рижан в пользу их необъявленного союза с Великим князем Литвы.

В действительности Гедиминас не собирался менять веру, но позволял своим западным гостям верить в то, во что они хотели бы верить. Его терпимость к православной церкви была жизненно важной для русских подданных, в то время как литовцы ожидали от него сохранения язычества. Сам же Гедиминас хотел создать империю, включавшую в себя как католиков и православных, так и язычников. Религиозная терпимость к православию и к язычеству была для крестоносцев непостижимой. Свобода веры означала для них свободу заблуждаться и свободу склонять других к этим заблуждениям. Тевтонские рыцари учились рубить головы «пособникам дьявола», и они не могли принять религиозную толерантность, которая осуждала множество людей на адский огонь. Для них такая терпимость сама по себе была величайшим злом.

Ответ крестоносцев

Крестовые походы в сущности своей были средством расширения границ христианского мира. Этот идеал могли понимать и разделять многие нации: он выражал религиозные концепции, прекрасно отвечающие сознанию современников. Крестовый поход был к тому же способом приращения земель тевтонских рыцарей, которые представляли папу и церковь в такой же степени, как и самих себя. Тевтонские рыцари утверждали священную войну как единственный способ смирить и обратить в христианство язычников, что они и делали успешно в Ливонии и Пруссии, как и с мусульманами в Испании и Португалии. Короли Польши и Венгрии рассуждали так же, воюя с татарами и турками,– «что хорошо для нас, то хорошо и для христианства». Так дважды оправдывалась цена этих походов – цена крови и золота.

Общим для всех крестовых походов позднего Средневековья было то, что в них христиане Западной Европы сражались с опасными врагами на границах христианского мира. Обаяние романтизма, связанного с этими крестовыми походами, могли воспринять люди XIX века, но от нашего понимания оно уже ускользает[62].