Тэза с нашего двора

— Антракт десять минут. Во втором акте зрители из зала меняются местами со зрителями на сцене.

Но второго акта не было: поток жизни хлынул в кассу и смыл её вместе с деньгами, полученными за билеты. Театр-модерн прекратил своё существование.

Но заткнуть фонтан Левиной предприимчивости было невозможно. Когда Маня, рассказывая о своём одесском прошлом, упомянула об истатуированном Моряке, у Лёвы тут же возникла новая идея: он решил организовать выставку русской татуировки, связался с Моряком и пригласил его в Нью-Йорк. Узнав для какой цели его приглашают, Моряк обиделся и выкрикнул в трубку несколько своих татуировок. Тогда Лёва привлёк к своему бизнесу «Советско-Американскую инициативу», которая убедила Моряка, что речь идёт о российском престиже и о валюте, столь необходимой для страны. На патриота-Моряка это подействовало. Он кликнул клич и собрал команду моряков, в которой каждый был ходячей Третьяковкой. Когда в Нью-Йорке состоялся предварительный просмотр, стало ясно, что детей и женщин на выставку пускать категорически нельзя. Об этом было объявлено в газетах, что ещё более подогрело интерес к выставке. Мужчины хлынули толпой, восхищались экспонатами, дружески хлопали их по разукрашенным плечам. А по ночам, любопытствующим жёнам пытались изобразить увиденное в живых картинках. При этом все жёны отмечали, что сексуальный кругозор их мужей заметно расширился.

Но возникла проблема: рисунки были понятны каждому, а вот надписи могли прочитать только эмигранты из Советского Союза. Американцы требовали перевода. Лёва хотел под каждой фразой выколоть подстрочник, но экспонаты категорически воспротивились. Тогда рядом с каждым был поставлен стенд с литературным переводом на английский. Это вызвало новый взрыв интереса по всей стране, приезжали и из других городов. Американские моряки восхищённо цокали языками, переписывали, перерисовывали — перенимали опыт. Русская школа татуировки ещё раз подтвердила своё превосходство. Лёва наладил выпуск репродукций, давал интервью газетам и телевидению, подписал контракт о гастролях по Южной Америке и уже подумывал о Международном фестивале. Но, увы, его и здесь ждала неудача: экспонаты затосковали по дому, пошли в посольство и потребовали вернуть их на родину. Лёва просил, умолял, обещал втрое увеличить им зарплаты, бился своей бритой головой о паркет — моряки стояли насмерть, как в Севастополе. Тогда Лёва простонал, что ему придётся платить неустойку, что они его разорили — и заплакал. Жалостливые моряки отдали ему остатки заработанных денег и, если будет худо и он захочет вернуться, пообещали устроить его снабженцем в Одесском пароходстве.