Тезей (другой вариант перевода)

Когда ребра срослись - пора было снова в храм. Симо научился себя вести, он помнил свою укушенную руку. Теперь он никогда не звал меня по имени, а только "сын Посейдона". Он произносил это слишком вкрадчиво, и мы оба знали, что он имел в виду. Когда была моя очередь убирать в святилище, я часто под конец становился у источника на колени и шептал имя бога; и если в ответ слышался какой-нибудь звук - говорил тихо:

- Отец, пошли мне знак.

Однажды среди лета - мне было тогда десять - полуденная тишина была тяжелой, как никогда, я такой не помнил. Трава в роще побледнела от жары, хвойный ковер глушил все звуки, ни одной птицы не было слышно, даже цикады умолкли... Неподвижные кроны сосен замерли в темно-синем небе будто бронза... Когда я втаскивал треножник под навес, его бренчание казалось громом, и от этого стало худо, я не знал почему... И все время я думал: "Так уже было когда-то".

Работа была закончена, но я не пошел к источнику, а рад был выйти наружу. И стоял там, а по коже мурашки... Толстая жена Каннадиса вытряхивала свои одеяла и помахала мне рукой - стало полегче. Но тут подошел Симо.

- Ну как, сын Посейдона? Поговорил с отцом?

Так, значит, он следил за мной. Но даже это не тронуло меня, как тронуло бы в другой раз. Задело не это, а то что он говорил, не понижая голоса, хоть вся природа звала: "Тише!" Вроде мне провели гребнем против волос, так было противно.

- Замолчи, - сказал я.

Он пнул ногой камень, я уже от этого озверел, а он сказал:

- Я глядел через ставни и видел старуху нагишом. У нее на брюхе бородавка.

Я не мог вынести, как его голос пилил тишину; оскорбленное безмолвие нависало над нами.

- Уйди, - говорю, - ты что не чуешь? Посейдон разгневан!

Он уставился на меня с ухмылкой и заржал! И в тот же миг воздух над нами зашумел крыльями - все птицы в роще взвились с деревьев и повисли в небе, наполнив его тревожным криком. Я весь задрожал - ноги, руки, тело, голова... Я не знал, в чем дело, но смех Симо был невыносим. Я крикнул: "Убирайся!" - и топнул ногой.

Нога моя ударила землю - и земля дрогнула, вроде спина гигантского коня стряхивала мух, дернув кожей. Затрещало дерево, и навес начал валиться на нас... Кричали люди, лаяли и выли собаки, старый дребезжащий голос Каннадиса взывал к богу... Вдруг оказалось, что я стою в холодной воде - она хлынула из камней вокруг священного источника и залила все вокруг... Я был ошеломлен. Но во всем этом шуме - на сердце было легко и светло, как в воздухе после грозы.

"Так вот что это было, - подумал я, - я чувствовал, как это подходит!" И тогда вспомнил, как мне было плохо, как я плакал когда мне было четыре года.

В священном пределе и за ним все призывали Посейдона, Сотрясателя Земли, обещали ему жертвы, если он успокоится... Но вот раздался голос совсем рядом. Симо пятился от меня, прижав кулак ко лбу, и скулил, кричал:

- Я верю!.. Я верю!.. Скажи ему - пусть не убивает меня!..

Он споткнулся о камень и упал навзничь. И заорал так - жрец прибежал, испугавшись, что он ранен. Симо продолжал всхлипывать и показывал на меня пальцем - говорить он не мог. А я - я был слишком потрясен, чтобы испытать счастье в тот миг; я глотал слезы и очень хотел к маме. Вода вокруг моих ног превратилась в грязь, но я не двигался с места, слушая крики круживших птиц и хныканье Симо, пока старик Каннадис не подошел ко мне. Он почтительно приветствовал меня, потом убрал мои волосы со лба и увел оттуда за руку.

В тот раз никого не убило, и хоть дома потрескались - ни один не обрушился совсем. Дед прислал из дворца мастеров с новыми колоннами для храма; они выправили русло, и священный источник стал таким же, как был... Дед сам пришел проверить работу и вызвал меня к себе.

- Я слышал, бог послал тебе предупреждение?

Я пробыл один со своей тяжкой думой так долго, что уже не знал больше, в чем моя правда. Но этот вопрос деда всё разъяснил: ведь он был не только царь но и жрец, так что знал такие вещи... На душе стало спокойно. А дед продолжал:

- Отныне ты будешь знать его. Если оно придет к тебе - выбегай из дома и кричи людям, что Посейдон разгневан. Тогда они успеют спастись, пока дома не рухнули. Такое предчувствие - это дар бога. Будь достоин этого дара.

Я сказал, что буду. Я что угодно пообещал бы доброму Отцу Коней, который ответил знаком на мои долгие молитвы.

На другой день в роще Симо подошел ко мне бочком и сунул мне в руки что-то теплое. "Это тебе", - сказал он и убежал. Это был вяхирь. Наверно, он держал его, чтоб общипать, как и тех прежних, но вчера передумал. Птица дрожала у меня в ладонях, а я стоял и думал... Ведь Симо принес мне жертву, будто я сам божество!