Тезей (другой вариант перевода)

Когда наконец установился нужный ветер, мы собрались на берегу и убили быка Посейдону, и возлили ему меда, масла и вина: благодарили его за милости его, молили благословить нас в пути... И Пелиду, Владычицу Моря, мы не забыли; и Ариадна принесла ей жертвы. Платье ее было изношено, прислуживали ей при обрядах две старые вороны из прежних жриц, - мы нашли их нечаянно возле их костра из палочек, нечесаных, несчастных, - но она была так прекрасна, что у меня дух захватило от красоты ее; как на арене, когда видел ее в ложе Богини.

Костры залили вином, корабль сбежал по каткам и закачался, почувствовав воду... Я поднял Владычицу на руки и пошел по пояс в воду, чтобы поставить ноги ее на палубу, которая отнесет нас домой.

И вот я снова стоял на критском корабле и смотрел на беспокойное море, на желтые скалы, что вздымались из пены... Ариадна плакала по родине; пока я рассказывал ей об Аттике, последние следы ее земли ушли под воду.

На другой день к вечеру мы увидели впереди дым. Кормчий сказал:

- Это на Каллисте, где мы должны были сегодня ночевать. Лес горит или война.

- Этого нам больше не надо, - говорю. - Подойдешь ближе - смотри. Если город горит - иди на Анафу.

Мы шли прежним курсом; а дым висел в небе как громадное облако, черное от грома... И когда подошли поближе - на нас посыпался пепел. Весь корабль покрылся им, и тела наши, и одежда - всё потемнело. Вдруг впередсмотрящий позвал кормчего, и они о чем-то заговорили на смотровой площадке, взволнованно, растерянно... Я поднялся к ним - бледные оба, кормчий говорит:

- Земля изменилась!

Я посмотрел на серый обрыв - верно!.. Внутри заныло от ужаса; и небо, казалось, было напитано чудовищной яростью бога... Но я прислушался к себе предупреждения не было; всё было тихо и спокойно, кроме черного облака. Потому я сказал:

- Подойдем ближе.

Мы шли под парусом. Свежий попутный ветер относил дым к северу, вечернее солнце было бледно и чисто; и, подходя к берегу с запада, мы увидели с ужасом, что сотворил здесь бог.

Половина острова начисто исчезла, ее словно отрезало от самых вершин центральных гор - и прямо вниз, в море. На месте дымившей горы не было ничего, бог унес ее всю: всю громаду камней и земли, лесов, козьих пастбищ и оливковых рощ, садов и виноградников, овчарен, домов... Это исчезло, всё исчезло. Там ничего больше не было, кроме воды, - громадный изогнутый залив под отвесными стенами скал, в нем плавают какие-то обломки... А сбоку от залива, на низком мысу, - сам по себе - небольшой дымящийся холмик. Это всё что осталось от громадного дымохода Гефеста.

Море вокруг нас было усеяно горелыми сучьями, мертвыми птицами, обугленными клочьями соломенных крыш... Проплыло что-то похожее на белую рыбу- это была женская рука... Я содрогнулся. И вспомнил, как мне тревожно было здесь по пути на Крит. Здесь наверняка произошло что-то ужасное; какое-то кошмарное святотатство, что-то такое, что заставило богов в небесах закрыть лица свои. А как здесь всё было в прошлом году! - всё в цветах, сады фруктовые в белом уборе, и на вид остров был не опаснее улыбающегося ребенка... Вот только та обреченная яркость.

Мы не стали задерживаться: моряки не хотели останавливаться здесь. Они полагали, что в таком месте даже море и воздух должны быть насыщены божьим гневом, что он может прилипнуть к человеку и выесть мозг из его костей... Некоторые даже хотели принести в жертву юнгу, чтобы удержать темновласого Посейдона от преследования; но я сказал - бог без сомнения взял здесь всё, что ему причиталось, и вообще он был разгневан не на нас. И так мы покинули это место, и рады были уйти с него; гребцы так старались поскорей оставить остров за кормой, что старшой не успевал отбивать им такт работы. Солнце стало садиться, и закат был такой, какого ни один из нас никогда не видел, великолепный и ужасный. Пурпурными башнями громоздились облака; а небо было алое, зеленое, золотое... и краски горели по всему небу из края в край, и никак не тускнело это великолепие... Мы посчитали это знаком, что боги не гневаются больше и по-прежнему дружелюбны к нам. При легком бризе мы к полуночи добрались до Иоса и заночевали на нем... А на другое утро ветер был свеж, и мы взяли курс на высокие горы острова Диа, город которого называется Наксос.

Еще до вечера мы были в гавани и глядели вверх на склоны гор, обильные оливами среди зеленых хлебов, садами и виноградниками... Великая Мать так возлюбила этот остров, так была щедра к нему - неудивительно, что его назвали ее именем. Этот остров - самый крупный в Кикладах и самый богатый. Уже издали увидели мы царский дворец, стоящий среди виноградников, - высокое яркое здание в критском стиле... Ариадна улыбнулась, показала на него; и я был рад, что это место напоминает ей дом. После Каллисты она была подавлена.