Большинство из них выступили со мной. Он знал, что я нападу, но не ждал, что так скоро. Он даже не сжег лес, облегчавший подход к стенам, когда мы пошли на штурм. Что мы нашли в его комнате для гостей – век бы никому о том не слышать, как мне бы век не вспоминать! Видели мы и его знаменитую кровать, а в тюрьме – тех, кому довелось полежать в ней, ожидавших своей дальнейшей участи. Иные валялись у нас в ногах, умоляя о быстром ударе мечом; это и впрямь было лучшее, что им оставалось. Поэтому мы завязали им глаза – тем, у кого они еще были, – и избавили их от мучений. Остальные кто мог еще двигаться – просили у нас другого подарка: они хотели заполучить хозяина, чтобы воздать ему за милости его. Мы связали его – и тут мне стало худо; я ушел от них и закрыл двери. Через несколько часов он умер. Меня спросили, не хочу ли я увидеть тело, но с меня хватило и того, что я слышал; я сказал, чтоб его сбросили в пропасть. Его сыновья уже были там: этот род надо было искоренить.
Так умер Прокруст, последний из горных бандитов, самый сильный и самый сволочной. Я знал, – прежде чем он открыл рот на совете, – знал, что плохо иметь его с собой на Крите; и еще хуже – оставить за спиной в Аттике. Он стоял на моем пути и дал мне убедиться в этом. Конечно, глупо было с его стороны озлоблять меня – но он был рабом своих удовольствий, в чем бы они ни состояли. Он не знал меня и не понял, как много я должен был выиграть, разделавшись с ним… В общем, он пришел как гриф-стервятник, приносящий удачу. Теперь все мои вассалы были преданы мне и готовы идти со мной за море.
3
Подготовка флота уже заканчивалась, когда с Крита стали приходить известия, что там появился новый Минос. Я знал его имя – Девкалион – и, судя по тому, что о нем слышал раньше, считал его марионеткой, ставленником тех вельмож, чьи замки устояли во время восстания. Но он был из царского рода; и его армия, собранная из беспризорных копейщиков павших домов, выбила восставших рабов из Лабиринта. Нечто подобное должно было случиться; но это значило, что времени терять нельзя.
При всем при том я не собирался кидаться как разъяренный бык; я знал критян и строил свои планы, учитывая их хитрость… Но не учел их дерзости. От них прибыл посол.
Он вошел в мой Зал – локоны на обнаженных плечах, золотой пояс на осиной талии… Перед ним черные пажи несли, по этикету, дары: золотое ожерелье с хрустальными подвесками, раскрашенные кувшины благовонных масел, куст редкостной розы с пятнистыми цветами – будто кровь и янтарь… О дани юношах и девушках из Аттики – на этот раз не было ни слова.
Пока мы обменивались любезностями, я думал: "Видел ли я тебя раньше, крошка-павлин? Уж ты-то меня наверняка видел… Ты успел смягчить губы маслом, с тех пор как вопил мне с трибун…" Он встретил мой взгляд и глазом не моргнув – объявил, от кого прибыл, попросил моего расположения… Я не рассмеялся: обращаться с критянами как с эллинскими вождями – это же всё равно что пойти с рогатиной на лису… Они заставили меня прожить среди них год; мне надо было бы учиться править царством – взамен я изучил за это время бычью пляску и их нравы.
Я спросил, где тело Миноса (его нельзя было найти) и где их царская печать (я сам ее увез)… Мне все эти переговоры были – как зайцу перья. Немножко времени для подготовки – единственное, что было нужно.
– Ваш корабль в Пирее? – спросил я. Там он ничего не мог увидеть: чтобы скрыть свои планы, я строил корабли в Трезене, по другую сторону залива.
– Нет, господин мой, в Марафоне, – в его вкрадчивом голосе мне послышалось ехидное нетерпение. – Я причалил в стороне от города, потому что у нас на борту есть еще один подарок вам от моего повелителя – нечто более достойное вашей славы. Его нельзя выпускать на улицы – может начаться паника… Царь Тезей, поскольку бычьи плясуны рассеялись с Крита и с плясками покончено, мой царь посылает вам, в знак своего уважения, Подарга, Царя Быков из священного стада, ведущего род свой от Солнца. Он ваш, поступайте с ним как вам будет угодно.
– Подарг!.. – Я почувствовал, что лицо мое вспыхнуло. Каждый плясун в Лабиринте знал Снежного Исполина – это огромное белое чудо пегих критских стад. Он был быком Дельфинов, этот зверь, такой же коварный как и прекрасный. В команде Дельфинов подолгу не жили. Казалось, с ним должно быть хорошо работать: он бросался прямо вперед и был, вроде бы, отличным быком для прыжка… Но когда он убивал – ох, как часто! – мы, профессионалы, спорили, как он это сделал, и не могли понять. Если бы наша команда работала с ним – сомневаюсь, что смог бы вернуть домой всех. Но мне всегда хотелось испытать его самому, и даже сейчас при его имени я не смог скрыть волнения.
Я очнулся от грез. Критянин улыбался, глядя на меня.
– Это царский подарок, – сказал я. – Но не человеку, а богу!.. Такие быки священны, Аполлон разгневается, если я возьму его в свое стадо.
– Было бы очень сложно доставить его назад в Кнос…