Тезей (другой вариант перевода)

А однажды утром – уже было светло – нашли стрелу, залетевшую с Холма Ареса. У нее был серповидный наконечник, – такие бывают для колдовства, – и она была обмотана письмом на ткани. Никто не мог прочитать этот язык, и его принесли мне. Ипполита взяла его из моих рук и сказала: "Я могу прочесть".

Стала читать…. Лицо было неподвижно, – но казалось, это письмо высосало из нее всю кровь, так она побелела. Потом помолчала, недолго, и сказала – мне сказала, но громко, так чтобы слышали бойцы, стоявшие вокруг:

– Это мне. Я была когда-то Лунной Девой, и поэтому они предлагают мне впустить их через черный ход.

Я стоял совсем рядом – только я заметил, что она дрожит. А она продолжала уже ко всем:

– Если будут еще – мне они не нужны. Отдавайте их царю.

Они тихо заговорили меж собой, но я слышал, что хвалят ее. И вдруг Менестей – жадно так, словно боялся, что его опередят: "А они назначили сигнал? Или ночь?"

Вот тогда я впервые пожалел, что не прикончил его вместе со всем его родом. Он ни с кем не считался, кроме себя, и только себя видел во всем; у таких людей даже добрые намерения оборачиваются мерзостью.

Я взял у нее письмо, изорвал его в клочки и пустил по ветру.

– Ее честь – это моя честь, – говорю. – Ты думаешь, разыграть предательство и заманить прежних товарищей в ловушку – достойно воина?.. Если кто-нибудь здесь готов на это – я не доверил бы ему в бою свою спину… – И гляжу ему в глаза. Он покраснел и ушел.

Когда мы остались вдвоем, она сказала:

– Они бы всё равно догадались. Сказать правду было лучше.

– Да, тигренок. Но теперь говори всё. Чем они угрожают тебе, если ты откажешься?

– О!.. Они упрекают меня за то, что осталась жить, утратив девственность… И говорят, что Богиня простит меня, если я предам крепость, потому что ты взял меня против моей воли…

Она улыбнулась. Но когда я обнял ее, то ощутил на своей щеке слезы, они капали в тишине, как кровь, – и понял, что они ее прокляли. И проклятию было недалеко лететь… Холод и слабость разлились по всему телу, будто меня прокляли вместе с ней… Но проклятия питаются страхом, – я часто это видел, – потому я постарался сделать веселое лицо и говорю:

– Аполлон его снимет. Он может очистить человека даже от крови его родной матери; а уж это для него – проще простого! И потом, он родной брат Артемиды, она должна его слушать… Однажды он сам забрал девушку у нее, и она родила от него сына, и их сын основал город… Вот увидишь, он будет твоим другом. Собирайся, мы пойдем в его святилище вместе.

Она согласилась; но кто-то из офицеров пришел ко мне по делу, и пока я был занят она выскользнула туда одна. А когда вернулась, то была спокойной и ясной: сказала, что бог явил знамение – он согласен отвратить проклятие… Я обрадовался – и перестал об этом думать.

Две ночи всё было спокойно. Я догадался, что они ждут назначенного часа для ее знака. На третью ночь они попытались взять стены.

Чуть раньше я специально отобрал людей, видевших в темноте лучше всех; и один-два из них были в каждой ночной вахте, но не имели своих постов, а обходили без передышки всю стену. Если бы не это – у них могло бы получиться: атаку вели искусные скалолазы, зачернившие себе лица и кисти рук… По тревоге мы швырнули вниз факелы и подожгли кустарник под стенами, а при этом свете уже могли целиться копьями, стрелами и камнями из пращей. Ипполита была возле меня на стене со своим тугим, коротким критским луком. Стреляла тщательно и спокойно, как по мишеням… С тех пор как пришло письмо, она изменилась; я чувствовал, что уже не рвется больше на две части. Когда внизу уносили убитых – смотрела на это спокойно и холодно, и пела победный пеан вместе с нашими людьми; а когда ушла со мной, то была нежна, хоть неразговорчива… В свете факела ее спокойное лицо напомнило мне лицо нашего сына.

Время шло… Мы видели, что стада на равнине тают, а отряды скифов расходятся по стране вокруг. Они редко приводили с собой назад крупный скот, – больше коз, – а иногда и людей приходило меньше. Тогда из какого-нибудь замка, который еще удерживали хозяева, – на Гиметтах или в стороне Элевсина, – поднимался столб дыма, сообщая что они отбились; а если дым шел двумя столбами, было ясно, что перебили много врагов. Но однажды на Кифероне вместо сигнального дыма поднялось громадное черное облако, и больше мы ничего там не видели с тех пор. Это была прежняя крепость Прокруста; а с такой толпой разгневанных духов, как там, конечно, нечего ждать удачи. В тот раз их отряд вернулся с богатой добычей, и мы слышали ликование в их лагере; но запасы в крепости были рассчитаны на гарнизон, а не на целое племя… Вскоре они начали уходить в рейды всё дальше и дальше.

Еще дважды они пытались взять Скалу ночным штурмом. А на седьмой день после того, рано утром, мы увидели, как орда собирается в кучу и пухнет, словно тесто на дрожжах, – и поняли, что они решили попытать счастья при свете дня.