Вокруг было так тихо, что ясно послышался всплеск кольца. Потом в толпе вдруг заговорили. По-обезьяньи быстро и пронзительно тараторили бедняки-критяне – носильщики, гребцы, матросы, – я их совсем не понимал, – и даже среди придворных прошелестел какой-то шепот, щебет, словно птицы прятались в густой листве.
Я посмотрел на закрытые носилки. Щель стала еще чуточку шире, но заглянуть в нее было по-прежнему невозможно. Я чувствовал, если бы не этот невидимый свидетель – я бы не решился бросить кольцо обратно в море. Это безумие, конечно, – но, может, так лучше?.. По воде еще расходились круги от кольца… Я повернулся лицом к его хозяину.
Думал – он будет вне себя от ярости; готов был к избиению, если не хуже… Но он был совершенно спокоен, смотрел все так же мрачно и безразлично. Потом голова его поднялась, словно сама собой, рот раскрылся и вся площадь заполнилась его громовым ревущим смехом. Этот смех поднял чаек, они с криками заметались над морем…
– Молодец, рыбачок! Приз достался твоему рыбоотцу… Так замолви ему словечко за меня, скажи, пусть не забывает Астериона!
Он с хохотом повернулся к своей бычьей телеге и тут впервые увидал те носилки. На миг смех соскользнул с его лица, как маска с оборванной тесемкой, – но он тотчас подхватил ее; и когда уезжал – трон его содрогался от хохота.
3
Кносская дорога уходит от порта вверх. Вокруг – фруктовые сады, серебристые оливковые рощи… Суровые прибрежные скалы богатую прятали землю.
Нас сопровождали всё те же черные солдаты, но Лукий меня избегал. Неудивительно: ведь я разозлил влиятельного вельможу, а это заразная болезнь… Дома богатых купцов были не хуже дворцов. Я все время ждал, что один из них окажется царским домом, – но увидел, как ухмыляются солдаты, и перестал спрашивать.
Но вот мы вышли за город, дома кончились, и Лукий подошел поближе. Выглядел он забавно: будто оценивал сомнительную лошадь.
– Кто это был на телеге с волами? – спрашиваю.
Лукий огляделся – вроде бы незаметно, как это у всех придворных, – и говорит:
– Вы глупо себя вели. Это же сын царя, Астерион!
Я рассмеялся.
– Слишком звездное имя, – говорю – для такой низкой твари
– Это имя не для вас. Титул наследника – Минотавр.
Минотавр, Бык Миноса… "Трех быков повстречаешь!" – проклятая старуха, гадание ее… Волосы на затылке зашевелились, будто кто пером провел… Но я никому ничего не сказал: это касалось только меня
Дорога вышла на плодородную равнину, окаймленную горами. Контур горного хребта был изумительно похож на громадного человека с длинной бородой, лежащего на носилках. Я показал это ребятам, и Ирий сказал:
– Я слышал об этом. Здесь они зовут эту гору Мертвый Зевс.
– Мертвый?! – Журавли все были возмущены таким святотатством.
– Да, – сказал Ирий. – Эти землепоклонники думают, что он каждый год умирает.
Я все еще глядел на эти горы, когда Меланто закричала: "Смотрите, смотрите!.." На одном из горных отрогов, что вдавался в долину, был уже виден с дороги Дом Секиры.
Представьте себе все царские дворцы, сколько вы их видели в жизни, составьте их вместе и друг на друга – это будет маленький домик по сравнению с Домом Секиры. В границах этого дворца можно было б выстроить большой город; он занимал всю вершину горного отрога и спускался вниз – терраса за террасой; колонны – ярус за ярусом – ярко-красные, будто тлеющие колонны, почему-то более тонкие снизу, с синими полосами наверху и у основания – того сочного, блестящего синего цвета, который так любят критяне… За колоннами виднелись портики и балконы с веселыми расписными стенами – они казались цветочными клумбами в полуденной тени… Вершины кипарисов едва виднелись над крышами дворцовых зданий, так они были высоки; а над самой высокой крышей, на сверкающей лазури критского неба была – словно вырезана – пара громадных, мощных рогов, вонзавшихся ввысь.
Я увидел – и задохнулся, как от удара в живот. До меня доходили рассказы из третьих рук, от путешественников, видевших это; но я представлял себе нечто пусть большое, роскошное – но все-таки подобное тому, что доводилось видеть раньше. Теперь я чувствовал себя словно козопас, что впервые спустился с гор и видит свой первый город… У меня челюсть отвисла – точь-в-точь, как у тех козопасов. Хорошо, я сам заметил это раньше Лукия и успел закрыть рот. Вот теперь я готов был заплакать. Никто меня не бил, не старался унизить… Но увидеть такое!..
Журавли обменивались впечатлениями, ахали…
Вдруг Аминтор окликнул меня:
– Тезей, а где же стены?
Я присмотрелся. Дворец расположен был на пологом легком склоне, но стены вокруг него были – просто ограда вокруг обычного дома: держать воров снаружи, а рабов внутри. Даже на крышах не было парапетов – негде лучнику укрыться, – ничего там не было, кроме дерзких рогов, по паре на все четыре стороны света. Такова была мощь Миноса: его стены были на море, где господствовал его флот. Я смотрел на дворец молча, стараясь не выдать своего отчаяния. Я чувствовал себя – ну как ребенок, затесавшийся в войско с деревянным копьем. А еще – деревенщиной, неотесанным, тупым… а это еще страшней в молодости.