The Beatles

Когда в жизни Мэла появились «Битлз», чтобы полностью изменить ее, он уже одиннадцать лет проработал инженером на телевидении. Ему было двадцать семь лет, они с женой растили одного ребенка, он без натуги выплачивал пай за вполне приличный дом на Аллертон-роуд в Ливерпуле. Гордый владелец собственного автомобиля, он получал хорошее жалованье - 15 фунтов в неделю. Мэл имел полное социальное обеспечение, оплаченный отпуск и гарантированную пенсию при уходе с работы. Казалось, ничего лучшего и не пожелаешь.

Однажды, это было в 1962 году, он вышел с работы и решил, что не станет прогуливаться по Пир-Хед, как обычно во время обеденного перерыва. «Я обнаружил маленькую улочку Мэтью-стрит, которой раньше не замечал. Пошел по ней и добрел до клуба «Кэверн». Никогда раньше я в него не заходил. Оттуда раздавалась музыка, настоящий рок, что-то вроде Элвиса. Я заплатил шиллинг и вошел».

С тех пор Мэл стал так часто заходить в «Кэверн», что ему предложили постоять у дверей, поработать вышибалой и получить право на бесплатный вход.

Около трех месяцев Мэл совмещал основную службу с заботами вышибалы в «Кэверн», а летом 1963 года Брайен попросил его оставить свое место инженера связи на телевидении и стать путевым администратором «Битлз». Во время гастролей Мэл должен был перевезти на автобусе всю аппаратуру из театра в театр, установить и проверить ее - до прибытия «Битлз», А после концерта ему надо было собрать аппаратуру и проследить за тем, чтобы в следующий пункт назначения она прибыла в целости и сохранности.

Нил занимался непосредственно самими «Битлз». Мэл считает, что в первую неделю работы его можно было уволить шесть раз: «Прежде я никогда в жизни не видел вблизи ударной установки. И ни черта, конечно, в этом не смыслил. Пару дней Нил помогал мне, а вот как только я оказался предоставленным самому себе, на меня напал ужас. Огромная сцена - и на ней я с совершенно пустой головой. У меня потемнело в глазах. Я не знал, что куда ставить. Тогда я попросил помочь мне ударника из другой группы, - я ведь представления не имел, что каждый расставляет барабаны по-своему. Он и поставил их, как ему удобно. Но Ринго-то это совершенно не подходило. Самое худшее случилось в Лондоне в «Финсбери-Эмпайр», когда я потерял гитару Джона. К тому времени Джон играл на ней уже несколько лет. А тут она исчезла - и все. «Где мой «Джумбо»?» - спрашивает он, а я понятия не имею. До сих пор непонятно, куда она запропастилась. Не знаю, как я тогда жив остался…

Но до чего же здорово оказалось общаться с людьми, которых все время видишь по телевизору! Я обожал звезд, я и сейчас такой. Но вскоре, конечно, я понял, что они стараются со мной познакомиться, подружиться ради «Битлз». Я их стал обходить за версту».

– Ему-то что, - вспоминает Нил. - Приехал пораньше, установил аппаратуру - и все дела. Популярность у него была немыслимая. Когда фэны устраивали ему овации, что-то орали, он только отшучивался. Ему-то не надо было драться с ними, сдерживать их натиск, пока шел концерт.

– Мои представления о «Битлз» вскоре изменились, - рассказывает Мэл. - До сих пор они были для меня четырьмя замечательно красивыми людьми. Я смотрел на них как на богов. Но я понял, что это обыкновенные парни, вовсе не из золота. Они могли наорать на меня, а я не мог ответить им тем же. Надо было просто терпеть.

Самое страшное во время гастролей, свидетельствуют оба, и Нил, и Мэл, происходило в артистической уборной перед выступлением. Она была битком набита репортерами, полицией, театральными работниками, а снаружи туда же ломились толпы фэнов. «И вся эта орава валилась на мои плечи, - говорит Нил. - Я должен был заниматься ими, пока мы не наняли собственного пресс-агента. И еще я отвечал за то, чтобы ребята были сыты. Когда начинало твориться что-то невообразимое и кто-то позволял себе лишнее, Джон или кто-нибудь другой кричал: «Калеки, Нил!» Это означало, что от кого-то надо избавиться. Вначале это слово имело свой прямой смысл и означало, что где-то действительно появились калеки, но потом, с течением времени, «калеками» назывались все, кто путался под ногами.

С самых первых гастролей нас осаждали тучи калек. Они набивались в артистическую еще до нашего приезда в театр. Администрация впускала их, считая, что мы с удовольствием повидаемся с ними, раз уж мы такие простые милые ребята. Это был ужас. Их нельзя было сдвинуть с места. Что прикажете делать? Они сами не могли сделать ни шага. Так что мне и Мэлу приходилось выносить их на руках. Однажды вечером какой-то калека чуть не проткнул Мэлу шею своей клешней.