The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

Хотя советским художникам-авангардистам удалось войти в этот мир с легкостью людей, для которых все это вполне естественно, все равно этот мир очень сильно отличается от чего бы то ни было в СССР. Советские художники это понимали и никогда об этом не забывали. Но приезжавшие в СССР иностранцы, которые сами были частью западного арт-мира, об этом не знали. Люди, которые должны были бы обладать достаточной проницательностью, ошибочно принимали отношения между официозом и художниками за такие понятные для Запада отношения между богатыми и бедными. Они считали, что ездить по Москве на огромных ЗИЛах и есть в дорогих валютных ресторанах – это то же самое, что ездить на лимузинах и есть в дорогих ресторанах в Нью-Йорке. Западная система не идеальна, в ней много коррумпированности и несправедливости, каждую неделю в газетах появляются новости о каких-нибудь очередных позорных историях, но западная система родилась и выкристаллизовалась не из безумия Ленина или жестокости Сталина, не из самовлюбленной напыщенности Хрущева или Брежнева. Горбачев – замечательный человек, но его стремление к всеобщему благу должно еще пробиться через бесконечную цепочку подчиненных, большинство из которых – а у кого еще есть навыки такой деятельности? – пришли в политику, как и он сам, в брежневские времена. Люди, занимающие административные должности в Союзе художников и в Министерстве культуры, в большинстве своем не являются какими-то инфернальными злодеями, это просто люди, которые сознательно принимали участие в работе системы, отличавшейся беззастенчивой и жестокой несправедливостью. Люди, живущие в СССР жизнью бедняков, – это далеко не всегда те, у кого не хватает образования, целеустремленности или кому мешают жизненные обстоятельства, часто это люди, которые не хотят или не могут работать на систему подавления, поэтому она и исключила их из своей системы распределения жизненных благ.

Конечно, это несправедливо, что в Америке у богатых есть дома с кондиционерами, а бедные вынуждены умирать от жары. Это ужасно, что у некоторых американцев есть личные водители и горничные, а у других нет даже дома. Но, хотя на Западе богатые тоже угнетают бедных, прежде всего своей социальной безответственностью, это угнетение не является частью тщательно разработанной системы самовосхваления любой ценой, которая существовала в СССР многие годы. Быть гостем на официальном приеме в Москве означало участвовать в советской системе, и только собственная слепота не позволяла таким гостям понять это.

В июле 1989 года мне пришлось провести некоторое время с одним американским художником-перформансистом, о котором я когда-то писал для одного английского издания и тогда же познакомился со всем его окружением. Как-то утром я шел по проспекту Маркса, небритый и в плохом настроении, как вдруг раздался приятный голос: «Какая приятная неожиданность!» Я обернулся и увидел одну особу, с которой познакомился в Америке, элегантную и бойкую, она улыбалась мне дружеской улыбкой. «Заходи, заходи», – сказала она, и я очутился в номере люкс гостиницы «Националь», где обнаружил толпу людей, с которыми познакомился, когда писал свою статью. Тут был сам художник, его семья, его друзья, его ассистенты, его рекламщики, какие-то еще незначительные фигуры – няни, пилоты частного самолета, на котором он прилетел, целая команда переводчиков и прислуга с непроницаемыми лицами. Они привезли с собой микроволновую печь, продукты, которых хватило бы для того, чтобы открыть небольшой супермаркет, американскую туалетную бумагу и носовые платки, французскую минеральную воду и множество других вещей. Все были в такой одежде, что прошлогодние наряды на «Сотбисе» рядом с ними показались бы просто безвкусицей. В номере присутствовал рояль, более тысячи роз было расставлено везде, где только возможно.

Первый перформанс был в пользу Фонда культуры Раисы Горбачевой, после которого состоялся прием с участием Горбачевых, по всему периметру зала стояли люди из КГБ и что-то шептали себе в манжеты. Второе представление было «для народа»: перед аудиторией, состоявшей из иностранцев и полудипломатических персон, с вкраплениями каких-то агрессивных пожилых дам.

По окончании перформанса художник произнес короткую речь, очень прочувствованную, очень четкую по мысли, очень подходящую к случаю и очень теплую, а потом передал организаторам чек на доход от перформанса. После этого нас повезли в гостиницу, на этот раз – с самыми невероятными предосторожностями. Там, в люксе, мы ели икру и шоколад, пили местное шампанское. Все говорили о том, какая это, по всей видимости, хорошая страна. На улице рядом с гостиницей собралась толпа, раздавались приветственные возгласы, периодически кто-нибудь выходил на балкон и бросал розы в столпившихся поклонников. Все пили, нюхали цветы и соглашались друг с другом, что Горбачевы такие славные. Много говорили о предстоящих выступлениях в Ленинграде и Киеве, о том, что нужно как-то скрасить жизнь этого замечательного народа.