The Kills

– Да, – соседка отвела глаза от фото и скользнула взглядом по мне. – Сильные, накаченные, с венами, – она сделала паузу. – А если есть татуировки, вообще особый шик.

Девушка нервно заправила прядь волос за ухо, изучая взглядом стену. Я так довольно заулыбался, что пришлось сделать вид, будто потолок в этой комнате меня ужасно заинтересовал.

– А тебе? – собеседница подняла на меня самый невинный взгляд.

– Шея и волосы. Длинные.

Уилсон покусала губы, делая глубокий вдох.

– Фетишизм – это нормально, пока он не стал патологией, – продолжил, стараясь заполнить возникшую из-за откровений паузу.

– Значит, пока я любуюсь руками на живых мужиках, а не отрубаю их и храню в холодильнике, то ничего страшного?

«Блять. А она не промах, далеко не промах».

Я начал расслабляться, переставая бояться сказать лишнего.

– Точно.

– Откуда они берутся? Предпочтения.

– Образ матери, актриса, которая очень нравилась в детстве. Да много факторов, формирующих вкус.

Кейт кивнула.

– Раны. Зачем так много?

Она посмотрела на фото общего плана: на девушке практически не было живого места. Весь живот был покрыт колото-резаными ранами, красными штрихами выделяющимися на мертвенно-бледной коже, но самой странной была область сердца. На ее месте зияла дыра – так много ударов нанес преступник.

– Что касаемо сердца, думаю, какой-то личный триггер в голове. Остальные же… Скажем так, старик Фрейд знал, что говорил.

– В каком смысле?

Уилсон оторвала взгляд от фото и уставилась на меня глазами, полными любопытства. Ей и правда было интересно.

– Скорее всего, у него половая дисфункция. Он не может изнасиловать жертву, но может, скажем так, имитировать процесс проникновения. Пусть и таким довольно странным способом.

– О, я поняла. Нож – продолговатый предмет. Это вместо члена.

У меня глаза на лоб полезли. Я аж забыл, о чем говорил.

– Что?

– Ты… не перестаешь меня удивлять.

– Меня не смущает слово член, если ты об этом. Я же не кисейная барышня.

– Но ты смущаешься комплиментам, – вспомнил я ее реакцию на мои слова в баре.

– Это другое. Комплименты – это мило. А член… Ну-у-у член и член, подумаешь, – соседка пожала плечами.

Я так громко расхохотался, что наверняка услышали даже посетители бара. Ей каким-то образом удавалось рассмешить меня, пусть и в весьма специфичной манере. Я столько не улыбался и не смеялся за последние пять лет, сколько за последние дни после нашего знакомства.

Что с нами не так?

Стоим над такими фотографиями, обсуждая столь тяжелое дело, при этом умудряемся шутить. Наверное это защитный механизм психики. Откуда он взялся у меня еще могу предположить. Но откуда у нее такая стойкость? Обычно девушки очень впечатлительны и ранимы.

– А вот это? Не пойму, что здесь? – отвлекла меня от раздумий Уилсон, указав пальцем на другое фото.

На нем был крупный план головы жертвы, видна только часть лица и волосы.

– Присмотрись внимательно, – Я указал пальцем на нужное место. – Он отрезает прядь волос.

– Зачем?

– Полагаю, трофей. Некое напоминание о жертве, которое его возбуждает еще некоторое время.

– Какая жесть, – сделала заключение девушка.

– Давай сядем, здесь больше не на что смотреть.

Я прошел к дивану, Кейт села напротив, в другом конце, поджимая под себя ноги. На той, которая была обращена в мою сторону, виднелся огромный длинный шрам, от колена до щиколотки, гладкий, заметно выделяющийся при ярком освещении.

– Ого.

Она проследила за моим взглядом.

– Попала в аварию. Вот, осталось на память.

– Обычно от подобных напоминаний стараются избавиться.

– Это не единственный шрам на моем теле, – с вызовом ответила Уилсон. – Каждый из них напоминает мне о том, благодаря чему я стала сама собой. Такой, какой являюсь сейчас.

В ее словах слышался горький опыт, боль пережитого, оставившего шрамы не только снаружи, но и внутри. Лезть в душу явно не стоило.

– Понимаю. У меня вместо шрамов татуировка.

– В чем-то мы похожи, – Кейт тепло улыбнулась, понимая, что я не буду ее донимать, ведь мне близка ее позиция, как никому другому. – Расскажи, почему он стал таким?

– Здесь тоже множество факторов. Образ матери. Равнодушная или, наоборот, авторитарная. Так же отец, он мог насмехаться над сыном, – озвучил я свои предположения.

– Но ведь не все дети из плохих семей становятся убийцами.

– Не все. Еще оказывают влияние окружение, издевательства в школе, к примеру, и наличие психических отклонений.

Уилсон встрепенулась, расфокусировано глядя перед собой. О чем-то вспомнила?

Я молчал, стараясь не тревожить ее мысли. Рядом с ней было в самом деле легко, даже обсуждать такие неприятные, страшные темы, быть собой, не переживая сказать лишнего. Мне начинало нравиться ее общество. Впервые за долгое время мне вообще хотелось, чтобы рядом находился кто-то. Самое интересное, кем является этот кто-то.