The Мечты. Бес и ребро

Скатившееся к линии горизонта солнце пропускало свои лучи через западный пролет во дворе «Золотого берега», отчего тот словно бы залило карамелью. Цвет, во всяком случае, точно был карамельный. И ее дома, и асфальта, и людей на площадке, и воздуха вокруг. Все выглядело... как поджаренный сахар, и Стефания ловила себя на мысли, что в последний раз видела мир таким еще в детстве – когда приезжала на каникулы к бабушке Фане, и та готовила для них с Мариком любимое лакомство – петушков на палочке. Вот такие незамысловатые раньше были радости.

И мечты.

И любовь.

Зато сейчас точно таким же, карамельным, был оттенок темно-красного Мини Купера недалеко от ее подъезда, по которому скользил закат. Нарядный, глянцевый, красивый... клоп.

Стефания усмехнулась и, погромыхивая колесиками чемодана по асфальту, подошла к нему ближе, прекрасно сознавая, что его не загнали в паркинг по единственной причине – чтобы она по приезду увидела. Да, наверное, ей надо было его увидеть здесь, чтобы по затылку пробежал холодок: Олег все-таки решил вопрос. Ей даже истерика не понадобилась. Стоило лишь игнорировать его несколько недель – и вот, пожалуйста. Ее малыш на месте, только особой радости по этому поводу она почему-то не испытывала, хотя, пожалуй, должна бы была.

Стеша несколько минут рассматривала свою машину и отстраненно думала о том, что даже хорошо, что ее не Панкратов подарил. Хорошо же!

Чудесно.

Она перевела дыхание, поправила сумку на плече и весьма целеустремленно двинулась в подъезд, продолжая тарахтеть чемоданом. Внизу, у крыльца, помог консьерж, увидевший ее через стеклянную дверь. Дальше лифт. Самый верхний этаж. Чужая квартира, которую она иногда ошибочно считала своей. Ключ. Замок. Свет в прихожей. Закаты в пентхаусе были невероятно красивы. Если поторопиться, можно еще успеть посмотреть. Хотелось взять бокал вина, усесться в плетеное кресло у края лужайки и подышать вечерним воздухом, летом всегда волшебным – наверное, тоже карамельным хотя бы немножко. И попытаться уложить в голове все, к чему пришла на сегодняшний день, потому что, ей-богу, там накопилось немало, и она не знала, что со всем этим делать.

Стефания сбросила туфли, не наклоняясь и не озадачиваясь, что портит задники. Примостила свои вещи под лестницей и сделала шаг, чтобы замереть, далее не сдвинувшись. На пороге гостиной возник Олег собственной персоной.

- Привет, - напустив на себя романтичный вид, проворковал Панкратов и приблизился к ней. – Ты долго. Где была?

О-о-о! Эту Олежкину интонацию Стефания знала очень хорошо. Слишком хорошо! «Давно нетраханный» называлась эта интонация – и тут уже не до карамели. Тут клубнику со сливками пора готовить.

- В поезде, потом в такси, - не совсем своевременно, но все же натянув на губы самую обворожительную из своих улыбок, ответила Стефания и развела руками: - А ты что тут делаешь?

- А есть варианты?

- Говорят, варианты есть всегда. Я видела малыша... спасибо. Виновный наказан?

- Я тебя походу не интересую, – Панкратов оказался, наконец, рядом со Стешей и обхватил ее за талию.

Она как-то сразу, в момент оказалась прижата к его животу, окутана его запахом и его взглядом. От этого всего вместе сделалось жарко и страшно. Она не готова была вот так, сходу, назад, в свою прежнюю жизнь. Да и не хотела никакой прежней жизни, при этом слабо представляя, как от нее избавляться. Как от рук его сейчас избавляться?

- Оч-чень интересуешь! – стараясь не отпустить улыбки с лица, сообщила Стефания. – Только прямо сейчас... мне бы в душ, Олеж. Я с дороги.

- Давай вместе… - полупредложил Олег, мать его, Станиславович.

Нет, да ну к черту! – взвилась внутренняя Стеха Адамова в этой любовнице банкира, а она сама быстро провела губами по Панкратовскому уху:

- А я стесняюсь!

- Чё? – опешил он.

- То, - Стеша скользнула ладошкой по его груди, пробравшись к пуговицам рубашки. – Не могу я, у меня месячные, Олеж.

И похлопать длинными ресницами – не зря красила в чертовом поезде, рискуя щеточкой в глаз угодить.

- Ну кому оно в душе препятствие, Стешка!

Придурок!

- Первый день, Олеж. Больно же... – глубокий и полный искренних страданий взгляд.

- Блин, - вздохнул он и все же не сдержался: – Твою ж мать!

- Ну, Олежик! Ну зайчик! Ну солнышко! – чмокала его Стеха после каждого прозвища в пухлую щеку. – Я возмещу тебе сторицей, честное слово!

- Естественно, куда ты денешься!

«Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел!» - распевал Колобок в ее голове, отчего стало совсем смешно. Но при этом она совершенно серьезно смотрела на него и так же серьезно, даже чуточку виновато проговорила, выпятив нижнюю губу:

- Ну я же не виновата, что у женщин такая физиология!

- Мне похрену, что ты сделаешь со своей физиологией, - буркнул Панкратов и демонстративно свалил, очевидно, в направлении кровати.