The Мечты. Соль Мёньер (СИ)

- Может, мне еще лично ему позвонить и извиниться? – приподнял бровь отец.

- Пока не надо, - Таня показала ему язык, как в детстве, и решительно заявила: - И мой паспорт изъять у тебя не получится.

- Татьяна, когда тебе было четыре года, я попытался изъять у тебя шесть жевательных резинок, которые тебе бабушка сунула. Но мне это не удалось. Ты запихнула их себе в рот и проглотила.

- Как хорошо, что ты все правильно понимаешь, - улыбнулась Женя. – Тань, чай таки будешь?

- Нет, поздно уже. Спасибо, - Таня поднялась. – Спокойной ночи!

- Таня, - позвал Роман Романович.

- А? – обернулась дочка.

- А как там дела обстоят с... с привязанностью, а? Помнишь, ты говорила...

На него воззрились две пары глаз, а потом одновременно с двух сторон прозвучало:

- Ты еще спроси, где я ночую, папа.

- Рома, оставь ребенка в покое.

- Ладно, ладно! Я все понял! – поднял он руки вверх, будто бы находился под обстрелом. – Ты матери-то хоть позвони, а то она мне мозг выносит, что это я виноват, что ты из дома ушла!

Таня хмыкнула в абсолютной уверенности, что случилось все именно при участии отца. Но придержала свое мнение при себе.

- Позвоню. Но к ней я больше не вернусь. Это если она вдруг начнет тебя и по этому поводу обрабатывать.

- Вот так категорично?

- Да.

- А хочешь... хочешь у нас пожить? Жень, ты же за?

Женя торжественно кивнула Роману и весело глянула на Таню.

- Не-а, - улыбнулась и Таня. – От вас на работу далеко ездить.

- Все. Больше не лезу. Буду заниматься воспитанием Лизы.

Малыш Роже

Воспитанием Реджепа Четинкаи заниматься было проблематично, поскольку ему удалось благополучно извести всех, кто имели хоть какую-то возможность влиять на такой важный аспект жизни как его поведенческие схемы. И переживать, что скажет мама и, уж тем паче, папа – он давно уже разучился, если вообще когда-то умел.

Наталья Валентиновна, приглашенная на постоянную работу переводчиком, распродала всю имеющуюся в Солнечногорске недвижимость и переехала в Испанию вскорости после того, как сам Реджеп сгинул в Париже. Вырученного ей хватило на покупку отличного домика в Аликанте, и это гарантировало, что занятая, она не так уж часто станет баловать сына визитами. Что же до отца, то он был занят всегда и всего двумя вещами: бизнесом и попытками избежать позора от неразумных действий своих дочерей. Что же до самого Реджепа, то Аяз-эфенди, конечно, пытался воззвать к разуму сына, но чаще оставался неуслышанным ввиду того, что тот попросту не отзывался, нисколько не преувеличив редкость общения с отцом в своем рассказе Татьяне: раз в месяц и на Байрамы – поскольку это святое.

Благоразумно решив, что звонок накануне заменит необходимость звонить в январе, он больше не парился и спал богатырским сном ровно до 8:00 следующего утра, когда телефон его тренькнул сообщением. По этому поводу Реджеп глухо простонал в подушку, приоткрыл один сонный глаз, обнаружил, что за окном мрачно и серо, а значит, то ли очень рано, то ли очень плохая погода, и пошарил по дивану в поисках трубки. Та нашлась под одеялом (меньше надо на сон грядущий сериалы смотреть). И возвестила о том, что сама Жюли Ламбер изволила ему написать. Во всяком случае, именно ее имя значилось в пуш-сообщении, начинавшемся со слов: «Salut, mon cher Recep, mon bien-aim'e, mon petit Roger...»[2]

Дальше читать Реджеп Аязович не соизволил. Спервоначалу мазнул пальцем по экрану слева-направо, убирая с глаз долой дурацкое послание от бывшей. А опосля решил, что надо бы и номер блокануть. У него был не очень большой черный список, состоящий только из самых избранных людей, но Жюли особенная и определенно достойна быть среди элиты.

Спросонку потерев закисший глаз, Реджеп сладко зевнул и полез в телефонную книжку, как вдруг прямо в его руках входящим звонком заголосил означенный агрегат. Да так, что Шеф его чуть не выронил.

Нет, это была не Жюлька. Это был… Хомяк!

- Да, Валерий Анатольевич, - как мог в такую рань бодро выдохнул Реджеп в микрофон.

- Доброе утро, - проскрипела трубка голосом бывшего директора с интонациями, слабо поддающимися точной идентификации. То ли еще не проснулся, то ли хорохорился. – Как сам?

- Волею Аллаха жив пока. А как ваше здоровье? Как ваша... кхм... супруга?

- Ну тоже в общем-то… волею, - промямлил Хомяков, потом недолго посопел в трубку и продолжил: - Тут, Реджеп, такое дело…

- Важное? – подсказал Шеф.

- Очень. Ты… как? Готов к труду там… к обороне?

- В смысле... вы меня теперь хотите... грудью на амбразуру? Моджеевский все-таки подал в суд?!

- Да, - облегченно выдохнул Валерий Анатольевич, и резко выкрикнул: - Нет! То есть… Да – на амбразуру, и нет – в суд никто не подавал.

- Так а чего надо-то? – совсем запутался Реджеп.