The Мечты. Соль Мёньер

Через десять минут Шеф в очередной раз выбирался из очередного транспорта, мимолетно подумав, что за последние несколько часов испытал, пожалуй, почти все его виды, не считая подводной лодки и дирижабля. И направился к таксистам, маячившим у здания Солнечногорского вокзала.

Адрес был накарябан Лёхой в мессенджере. «Молодежная, 7/1». Именно туда он и направился, чтобы в 15:58 входить в калитку дома, прозванного в народе Гунинским особняком и являющего собой памятник архитектуры и важную вешку в культурном наследии города Солнечногорска.

Шеф окинул веселым взглядом здание, изобилующее башенками, лепниной, слуховыми окошками и прочими зодческими изысками, и присвистнул.

- Музей! – констатировал он и взбежал, тарахтя чемоданом, на крыльцо. Скрипнула подъездная дверь, откуда-то из-под ног выскочила дикая-дикая кошка с оглушительным визгом. Шеф от неожиданности перепрыгнул еще через одну, тоже бросившуюся наутек от такого непочтительного обращения. И наконец оказался перед квартирой с номером 1. После чего вдавил кнопку звонка.

В ожидании он оставался недолго. Дверь со вздохом отворилась, и на пороге возник хозяин. С улыбкой на лице и в толстом зимнем свитере с придурковатой мордой оленя на животе. Точно в таком же свитере, только в уменьшенном варианте, на пороге обнаружился мальчик лет четырех. В отличие от старшего, он смотрел на визитера серьезно и внимательно. Шеф почему-то подмигнул именно ему, а не хозяину, после чего поднял голову и торжественно проговорил:

- Вечер добрый! Я приехал! 

- Добрый, добрый, - отозвался хозяин и посторонился. Следом за ним отступил и мальчик. – Ну, проходите. Осмотритесь.

Что Шеф и сделал. Вошел в квартиру, разулся, памятуя о том, что он-де аккуратный. Прошелся по комнатам, разглядывая хоромы, и отмечал про себя, что Лёха, паршивец, не солгал в стремлении поскорее вытурить его на вольные хлеба. Квартира и правда была вполне сносной, хотя и забитой самым разнообразным хламом, который, видимо, хозяевам было жалко выбросить. Впрочем, уж что-что, а хлам волновал Шефа меньше всего. Все же бо́льшую часть жизни он проводил на работе. А при подобном раскладе по-настоящему нуждался только в одном – в нормальной кровати. Потому, завершив свой променад, которому сопутствовали вопросы на мелкие бытовые темы, типа как пользоваться котлом и где кран с горячей водой, все же перешел к главному:

- А у вас здесь есть, где мотоцикл поставить?

- Не совсем, - изрек хозяин. – Во дворе, конечно, можно. Но под открытым небом. Еще сарай есть. Но там места нет.

- Ладно, чего-то придумаю, - махнул рукой Шеф. А что тут придумаешь? Разве что и дальше держать в гараже у Лёхи. До конца зимы точно можно. Рассудив так, он угомонился и постановил: - Ок, если мы друг друга на первый взгляд устраиваем, то по рукам! Я бы въехал... прямо сейчас.

- Да пожалуйста, - протянул ему ключ хозяин. – Бумаги подпишем – и…

И тут раздался голосок довольно низкого тембра как для четырехлетнего ребенка. Спрашивал ребенок, конечно же, своего взрослого человека, при этом не совсем вежливо тыча пальцем в Шефа:

- А как дядю зовут?

Тут авторы вынуждены немного покраснеть, хихикнуть и заставить себя принять самое благостное выражение лица, поскольку наш герой не растерялся. Нет. Он присел перед мальчуганом на корточки, чтобы их носы оказались вровень и чтобы не выглядеть великаном. А после, в очередной раз подмигнув ему, сообщил:

- А дядю зовут Реджеп. Реджеп Четинкая.

- Баба Тоня будет в восторге, - хрюкнул Андрей Никитич Малич, подхватил на руки пацаненка и махнул рукой. – Я завтра зайду. Спокойной ночи!

С тем и ретировался из квартиры, оглушив подъезд громким смехом.

Судьба трудилась, не покладая рук

А вот судьбе было совсем не до смеха. Судьба трудилась, не покладая рук, чтобы приблизить наших героев друг к другу, все сужая и сужая пространство вокруг них. Подчиняя этому все: и круг знакомых, и ареал обитания, и даже интересы.

В Солнечногорск Татьяна Романовна Моджеевская прибыла несколькими часами ранее, однако направилась на совсем другой конец города, чем вышеупомянутый Реджеп Четинкая. А именно к родительнице. Нине Петровне, владелице популярного отечественного бренда одежды и сети магазинов и мастерских, продающих и изготавливающих оную.

Все дело в том, что Таня жила с матерью с тех самых пор, как та разошлась с отцом. И вполне логично, что из Штатов Моджеевская-не-самая-младшая возвращалась именно к ней, в навороченную просторную квартиру, пусть и в далеко не новом доме, плюсы которого определял тот факт, что в нем, в этом доме, с незапамятных времен обитали начальники фабрик, директоры заводов, порта и рынка, и партийные деятели – словом, элита провинциального приморского городка. И пусть элиты на общегосударственном уровне с тех пор сменились не один раз, на уровне локальном, этого конкретного дома, произошел ровно тот же процесс. И проживание в нем такой фигуры, как Нина Петровна, лишь добавляло ему лоска.