The Мечты. Весна по соседству (СИ)

В это же самое время, где-то за городом, на собственной совсем не пафосной даче точно так же перед зеркалом придирчиво рассматривал себя в отражении и Роман Романович Моджеевский, облаченный в костюм-тройку приятного глазу светло-серого цвета в едва заметную клетку. Тот факт, что празднество хоть и будет проходить в весьма приличном заведении, нисколько не сглаживал основного вывода: учитывая контингент, смокингов и, уж тем паче, фраков там не будет. Алена уточнила, разумеется, насчет дресс-кода, но вразумительного ответа не воспоследовало. Владимир Павлович сообщил, что сам будет в костюме.

Как Моджеевский умудрился принять это смешное приглашение, он и сам по здравом размышлении не до конца понимал. Сначала оно обнаружилось в кипе бумаг на Аленкином столе, на котором он искал свой органайзер, пока она ходила на перерыв. Потом грянул скандал на тему того, какого черта ему не доложили об этом капец каком важном в масштабах его деятельности мероприятии, на что бедная секретарша лопотала, что он никогда не посещал подобных, если они проходят не официально под патронажем городских властей. И под занавес Моджеевский велел ей ответить согласием и узнать, какая предполагается форма одежды.

Наверное, он мазохист. К такому выводу пришел Моджеевский примерно на десятой минуте разглядывания себя в зеркале. Гладко выбритый, недавно подстриженный, вооружившийся очками в темной оправе, он самому себе не нравился. Нет, не внешне. Внешне это был не первой молодости мужчина, который все еще способен увлекать женщин и ворочать миллионами. Но в целом... как он так умудрился? Намеренно причинять себе боль, сдирать корку на только-только запекшейся ране?

Чепуха.

Время шло.

Ничего не менялось.

Только постепенно стирались воспоминания о том, с чего все началось и почему он сейчас один.

Моджеевский по складу своему был довольно отходчив. Но тем не менее, обиды обычно помнил долго, а эту, на Женю, не получалось долго. Оставалось только смириться с тем, что она не с ним и ее все устраивает, но нет-нет, да колотилось сердце в нетерпении: ему хотелось ее увидеть. После их беседы в кофейне – такой нелепой и не о том – ему вдвойне хотелось ее увидеть. Рассказать про жулика, представившегося ее отцом, предупредить, чтобы внимательно присмотрелась к окружению – вдруг не замечает того, что ее кто-то использует в своих целях.

Как она сама использовала тебя, Ромео недоделанный.

Использовала. Получила что хотела. И осталась при своем, даже не попытавшись узнать, что случилось.

На этом все его умозаключения исходили помехами. И Ромка прекрасно понимал, что согласие приехать на ректорский прием какого-то там политеха, который ему нахрен не сдался – ничто иное как компромисс между его гордостью и его желаниями. Всего лишь повод примирить их хотя бы на один вечер, даже если Жени там не будет. И даже если ему совсем не стоит ее видеть.

Одно хорошо – Юраги точно в списках гостей быть не может.

Появление Моджеевского на корпоративе оказалось подобно взрыву бомбы в метро. Он приехал без опоздания на эту пьянку, сразу отыскал глазами Палыча и двинулся к нему, вручать подарок. Палыч не знал, куда себя девать, но пытался хорохориться. Люди вокруг поначалу откровенно шарахались и совсем не знали, как себя вести. Да и как освоиться в его присутствии тоже. А он... он стоял возле ректора и метался глазами по всему помещению, празднично и даже стильно убранному в честь приближения Нового года.

А потом он увидел Женю, смеющуюся и фотографирующуюся возле большой пышной елки в середине зала. И у него перехватило дыхание от ее вида там, далеко от него. Что-то зудела на ухо главдраконша, чью фамилию он помнил плохо. Рассказывала о расходовании средств из его фонда. Тут же проректор по АХЧ мечтал о новых МФУ-шках, не забывая лакировать свои мечты водочкой. Параллельно Владимир Палыч обещал золотые горы, если они в начале года получат патент на свою технологию. Музыканты осваивались на сцене, переходя от ненавязчивого вступления к основной программе. А он видел только Женю. С распущенными волосами, высокую, стройную, в смешных, совсем не вечерних ботинках и легком воздушном, как облако, платье, которое вызывало лишь одно желание – обхватить его обладательницу тут же, на этом же месте руками и никуда не отпускать. Трогать, касаться, прижимать к себе, ловить ртом ее смех и следить за тем, как меняется цвет ее глаз, когда он заполняет ее собой.

Моджеевскому стало жарко. Хотелось расслабить галстук.

Хотелось Женю.

А она все никак не замечала его, болтая с главным юристом и его женой на другом конце зала. Как так вышло, что возле нее оказался вездесущий главдракон, который минуту назад рассказывал о дополнительном финансировании, в котором нуждаются их основные фонды, Роман так и не понял. Дошло лишь в ту минуту, когда Любовь Петровна ухватила Женю за рукав и поволокла прямо к ним – не иначе здороваться. И в ту минуту, когда их с ней взгляды наконец встретились, он отчаянно крепко сжал пальцами ножку бокала с шампанским, совсем не задумываясь, что стекло может треснуть в его руках.