Жить в небольшом доме с самого рождения, когда некоторые соседи помнят еще и кого-то из твоих родителей в детском возрасте,– это умение находить компромисс между собственным «хочу» и общественным «надо». В общем и целом, жизнь особняка на Молодежной проходила довольно мирно, но иногда случались дни, подобные сегодняшнему воскресенью, когда хотелось грохнуть всех, кто живет через стенку, снизу и вообще рядом.
Началось все ровно в 7-01, когда Женька буквально подпрыгнула на кровати от раздающегося, казалось, по всему периметру комнаты визга – то ли сверла, то ли болгарки, то ли того и другого вместе. Сомнений не было. Вчерашние вопли Клары о неспособности ни одной из частей тела Бухана к полезной деятельности, которые слышали все жители дома, возымели результат. И теперь этот самый дом содрогался от децибелов, издаваемых инструментом в руках непутевого соседа.
В надежде все же заснуть, Женька повернулась на другой бок, еще пару раз вздрогнула от визга, и задремала, но счастье ее было недолгим. В 7-58 двор огласился криками самых младших представителей жителей «историко-архитектурного памятника» на Молодежной. В тот момент, когда Женя проснулась окончательно, три звонких детских голоса вопили об очередности езды на самокате.
Смирившись с неизбежностью, Женя поднялась и поплелась на кухню, тихонько ступая в мягких пушистых тапках по коридору. В квартире Маличей утра выходных дней были священным временем.
Именно поэтому Андрей Никитич Малич тихонько себе возился с тестом для блинов и никаких посторонних звуков не издавал, не иначе как уважая сон обеих своих дочерей, одна из которых пришла со свидания как взрослая – почти в одиннадцать, а вторую по ночам практически невозможно было оторвать от компьютера. И все бы ничего, если бы их можно было в настоящее время поменять местами. Чтобы мелкая Юлька была на глазах, а старшая Женька – наконец покинула семейное гнездо.
Увидав ее, Андрей Никитич крутанулся на пятках и отсалютовал ей деревянной ложкой, которой помешивал вязкую субстанцию в миске.
- Не выспалась! – вполголоса констатировал он и вернулся к своему занятию.
- Совсем не выспалась, - уныло подтвердила Женя. – А завтра опять на галеры.
- У нас два варианта. Либо я иду ругаться с Бухановыми, а ты пытаешься снова лечь. Либо ждешь блины. Я с печенкой, вчера осталось, а?
- Да чего с ними ругаться, - махнула рукой дочка. – Только настроение себе испортишь. Давай лучше помогу, а то сейчас Юлька примчится. Заведет свою старую песню о главном. Скажет, что мы ее голодом морим.
- Здоровый растущий организм, - не сдержавшись, рассмеялся Андрей Никитич. – Сиди уже. Или, вон, чаем займись. С остальным сам управлюсь. Какие на сегодня планы?
- Особых не было. Думала отоспаться, - усмехнулась Женя, неторопливо передвигаясь по кухне, пока ставила чайник и доставала заварник, и добавила: – Но в свете сложившегося придется озадачиться постирушкой.
- Опять рутина, - донесся до нее печальный вздох.
- А у тебя сегодня праздничный фейерверк? – прилетело в ответ быстро и весело.
- В моем возрасте начинаешь понимать, что фейерверки – это деньги, выброшенные на воздух, - рассмеялся Андрей Никитич. – Потому сегодня у меня сначала завтрак. Потом в мастерскую загляну, посмотрю, как там.
В центре Солнечногорска Малич-старший (он же единственный из мужиков рода) с незапамятных времен держал сапожную мастерскую. Когда-то он занимался наибанальнейшим ремонтом, однако уже лет -дцать как переквалифицировал собственное производство в пошив обуви под заказ. Что-то изобретал сам, в чем-то обзавелся помощниками и парочкой доморощенных столичных модельеров (спасибо эпохе интернета). Чрезмерных доходов его предприятие не приносило, однако Андрей Никитич предпочитал следовать скорее зову сердца, нежели гласу рассудка.
- Эксплуататор! Сам не отдыхаешь и другим не даешь. Воскресенье же!
- Конечно, воскресенье, кто ж спорит. И на календаре, вон, тоже... Черт, - Андрей Никитич проворно метнулся по кухне, перегнулся через обеденный стол и радостно сорвал листок, знаменовавший обычную мартовскую субботу. Теперь последний день недели можно было считать окончательно вступившим в свои права.
Масло на сковороде зашипело. Горка из блинов постепенно росла. На столе появлялась сметана, большущие чашки с чаем, абрикосовое варенье к нему – Юлька любила. За окном через забор верещала Антонина Васильевна – опять что-то не поделила с бригадой рабочих на вражеской территории, в смысле со стороны нарядной новостройки «Золотой берег». Словом, жизнь шла своим чередом. И если бы только не чертов Бухан, включивший мужика, и не мелюзга, устроившая свои шумные игры во дворе...
Когда под мозгодробильный аккомпанемент сверления, воплей и детского визга на стол было водружено большущее блюдо, полное блинных конвертиков с яйцом и кроличьей печенью, Андрей Никитич довольно улыбнулся и присыпал всю эту красоту зеленью, после чего буднично поинтересовался:
- Почти как мама делала, да?