Огромные серебряные с позолотой зеркала висят на стенах, вдоль которых стоят белые диваны… Белые?! Как им только удается сохранять в чистоте белые диваны? Нервно озираюсь.
– Привет? – бросаю наудачу в пустоту.
Слышу с террасы звуки разговора, ставлю на пол сумку и неслышно подкрадываюсь к выходу. Французские двери украшены белыми гардинами, доходящими до самого пола.
–
Тристан разговаривает по телефону, стоя на террасе… Говорит по-французски. Как так? А-а, наверное, французский входит в число тех пяти языков, которыми он владеет. Он поднимает глаза, замечает меня и одаривает улыбкой, от которой перехватывает дыхание. Поднимает один палец, показывая, что закруглится через минуту.
Мне тут же вспоминается день нашего знакомства: он, такой идеальный в своем дорогом костюме, тоже расхаживал туда-сюда, сунув руку в карман брюк, и разговаривал по телефону.
Я опускаю голову, вдруг вспоминая, что мне не нравится ни он как человек, ни то, чем он зарабатывает на жизнь.
–
Я закатываю глаза, притворяясь раздраженной, но на самом деле это не так. Я бы целыми днями только и слушала, как он говорит по-французски.
– Давай уже, – шепчу я в ответ.
–
– Давай поскорее, – так же беззвучно артикулирую, поддразнивая его.
Тристан прикусывает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, и жестом показывает, что отшлепает меня.
– Ты все только обещаешь! – шепчу я с наигранным разочарованием.
Он проходит мимо меня в апартаменты.
–
Тристан снова выходит на балкон, держа в руках ведерко со льдом и бутылкой шампанского и два узких бокала. Прижимая телефон плечом к уху, открывает бутылку и наполняет их.
Наклоняется, нежно целует меня и вручает бокал.
– Спасибо, – беззвучно благодарю я.
Он снова целует меня, словно не может остановиться, и я слышу голос его собеседницы, которая с немыслимой скоростью тараторит по-французски.
– Кто это? – спрашиваю.
– Моя личная помощница, – неслышно сообщают его губы. Он качает головой, словно досадуя на то, что она так многословна. –
Она все говорит и говорит, и он слушает, нетерпеливо заведя глаза к небу.
Я улыбаюсь, пригубив шампанского. Холод и острота напитка танцуют на языке. О да! Я смотрю на бокал, стеклянные стенки усыпаны пузырьками – шампанское явно дорогое.
– Окей,
– И полгода не прошло, – усмехаюсь я.
Он заключает меня в объятия.
– Андерсон, – улыбается и притягивает меня к себе за бедра. – Как прекрасно видеть тебя здесь!
Я лукаво улыбаюсь ему. Он возвышается надо мной, как башня. Росту в нем, пожалуй, минимум метр девяносто. Волосы в художественном беспорядке, губы идеального оттенка «ну-ка, трахни меня».
– Ну, мне просто стало тебя жалко, – пожимаю плечами. – Так что это свидание из жалости. – Я обвожу взглядом роскошные апартаменты. – Однако не уверена, что смогу провести в этом сарае все выходные!
Он хмыкает:
– Как же мне нравится твой язвительный рот! – Он снова впечатывается в меня бедрами. – Возможно, попозже придется хорошенько его отыметь.
Я хихикаю, а он снова целует меня. На сей раз пускает в ход язык, и ощущение такое, будто он лижет меня
Он отступает на шаг и театральным жестом указывает на Эйфелеву башню:
– Добро пожаловать в Париж!
–
Он отодвигает кресло и садится к столу. Вновь наполняет мой бокал.
– Как долетела?
– Хорошо. – И тут до меня кое-что доходит: – Погоди-ка, у тебя личная помощница – француженка?
– Да, – небрежно кивает он. – Я провожу во Франции много времени.
– Насколько много?
Он, задумавшись, ерошит волосы на затылке.
– Наверное, четыре-пять месяцев в году, – отвечает спокойно, словно в этом нет ничего особенного.
– Ты живешь здесь треть года?! – изумленно переспрашиваю я.