И он сразу убедился в правоте своей матери. Карн-форт-лодж оказался обветшалым, унылым зданием, тянувшимся вдоль шумной улицы. На чистых окнах висели чистые тюлевые занавески, свидетельствуя о достойных обитательницах, но колонны по бокам от входной двери потемнели от копоти. О бедности здания сообщалось на фасаде крупными буквами, используемыми в газетных заголовках: «Объединение медсестер Хаммерсмит-энд-Фулхэм, поддерживаемое добровольными пожертвованиями». Последние два слова пришлось написать более мелкими буквами, чтобы они уместились на стене. В соседнем доме активно хлопали двери паба «Шесть склянок» – с той же дикой невероятностью женский монастырь мог соседствовать со скотобойней. Странно, что имевшая средства Флоренс Шор предпочла поселиться в таком месте.
Резко открыв входную дверь, Гай вступил в тускло освещенный холл. На приоткрытой двери виднелась вывеска «Консьерж», и полицейский тихо постучал в нее.
– Да? – отозвался мужской голос.
Салливан вошел в служебную комнату. Человек, сидевший на деревянном стуле рядом с беспорядочно заваленным столом, залпом осушил кружку. При виде Гая он и не подумал встать, а просто поднял на него взгляд.
– Чем могу помочь?
Этот мужчина показался Салливану знакомым, хотя молодой человек не сразу вспомнил, где его видел. Именно он, вроде бы, поддерживал Мейбл во время первого дознания.
– Я хотел бы видеть здешнюю сестру-хозяйку, мисс Мейбл Роджерс, – сказал Гай.
Консьерж поставил кружку.
– По какому делу? – поинтересовался он.
– По личному.
– Она знает о вашем визите? – Мужчина поднял брови, окинув взглядом униформу Гая.
Полицейский подумал, что этот человек ведет себя грубовато, но если именно он поддерживал ее на дознании, то, вероятно, они с мисс Роджерс дружили. Возможно, после смерти мисс Шор к ее подруге пытались прорваться нежеланные посетители, охочие до скандальных событий.
– Нет, – признался Салливан, – но я задержу ее всего на несколько минут.
– Ладно, я провожу вас, – смилостивился консьерж.
Он провел Гая по коридору и громко постучал в одну из дверей.
– Входите, входите! – послышался из-за нее голос.
Войдя, они увидели сидевшую за письменным столом Мейбл, которая озабоченно рылась в одном из его ящиков.
– Погодите минутку, – приглушенно произнесла она, – никак не могу найти… Ах, вот же они… – Выпрямившись, женщина торжествующе подняла пару ножниц для ткани, и выражение ее лица тут же изменилось. – Кто вы?
– Извините, если напугал вас, мисс Роджерс, – смущенно произнес Гай. – Меня зовут Гай Салливан. Я служу в лондонской железнодорожной полиции Южнобережной Брайтонской линии.
Комната выглядела непритязательной и чистой. На каминной полке стоял небольшой горшок с фуксиями, а на полу лежал выцветший ковер. Сама Мейбл странно контрастировала с этой обстановкой: унылое платье висело на ее тощей фигуре, как на вешалке, а тонкие волосы, стянутые на затылке в строгий пучок, подчеркивали удлиненные черты осунувшегося лица, лишенного, казалось, малейших надежд на какие-либо жизненные удовольствия.
– Вы можете идти, Джим, – сказала она консьержу, и тот, кивнув, удалился с явно неохотным видом, хотя и оставил дверь приоткрытой.
– Итак, чем я могу вам помочь? – спросила мисс Роджерс.
Гай опустился на стул, стоявший перед ее столом. Возможно, ему показалось или стул действительно был низковат – в любом случае под пристальным взглядом Мейбл ее гость почувствовал себя каким-то маленьким.
– Гм, в общем… на самом деле, мисс Роджерс, мне не нужна никакая помощь, – начал Салливан, не в первый раз пожалев, что не продумал заранее ход разговора. – Напротив, я пришел выразить вам соболезнование по поводу кончины Флоренс Шор. Понятно, что прошло уже некоторое время, но… – Его голос сошел на нет, когда он осознал, что его слова звучали весьма неуместно.
Мейбл взглянула в сторону сада, видневшегося за открытыми балконными дверями. Две курицы что-то выклевывали в траве.
– Я думаю о Фло ежедневно, – печально произнесла она. – Мы обе не успокоимся, пока не узнаем, что случилось.
– Разумеется, – согласился Гай и умолк, раздумывая, как бы потактичнее выразиться. – Я знаю, что вы с ней давно дружили…
– Больше четверти века, – уточнила Роджерс.
– Я хотел сказать вам, что хотя официальное следствие пока, видимо, зашло в тупик, я продолжаю искать новые зацепки.
– Неужели? Если вы пришли допросить меня, то, должна сказать, что мне на самом деле больше ничего…
– Нет-нет, – поспешил полицейский успокоить пожилую женщину, – вовсе нет. Я знаю, что вы всё уже рассказали в суде. Хотя мне интересно, не слышали ли вы когда-нибудь о человеке по имени Роланд Лакнор?
– Надо признаться, мистер Салливан, что я сама прошла через две последних войны, но смерть моей дорогой подруги подействовала на меня более сокрушительно, чем все, что мне довелось пережить в Африке или во Франции, – сказала Мейбл, вставая из-за стола. – А сейчас, извините, я должна попросить вас уйти.
Гай пришел в ужас, осознав, что она едва не плачет.