The Попаданец (СИ)

   "Оружие - это, пожалуй, главное, что нужно иметь каждому человеку, дабы противостоять любой напасти"... - чуть приободрившись, подумал Лешка Сухарев. Он выломал подходящую ножку от стула, крепко-накрепко привязал к ней обломок камня и, держа в руках щит и дубинку, вышел навстречу неизведанному миру.

   Мир встретила его недобро. К тому же, издалека отчетливо послышался протяжный волчий вой.

   - Вашу мать! - истово выругался Лешка Сухарев. - Доколе простому человеку терпеть такие напасти?!

   Вой хищников ответил ему истовым хором, заставляя пошевеливаться, а не трепать языком, словно Небесам было угодно видеть постоянную борьбу человека за собственное существование.

   Итак, щит и дубинка в руках - вот и все богатство, которым посчастливилось обзавестись Лешке в этой загадочной реальности.

   - Ничего-ничего, - зверски ударяя дубинкой по щиту, рявкнул он в сердцах. - Человек - это вам не фунт изюма, он тоже был изготовлен Всевышним практически в полевых условиях, однако сумел подняться с колен и полететь в космос!

   Близкий ор чудовищ вновь был ему ответом. Этот звук заставлял вжимать голову в плечи, он ясно намекал, что в космос можно запросто отправить любого кретина, а вот выжить на грешной земле способен не каждый человек.

   Тем временем, три красных луны поднялись к самому зениту, задержались там ненадолго, а затем неторопливо покатились вниз, в самую сердцевину снежного мрака. Лишь огромное синее солнце заполнило небосвод. В свете этой гигантской звезды в атмосфере что-то тихо шваркнуло, на краткий миг воздух как будто слегка раздвинулся, и показались смутные очертания Цитадели смерти, окруженные мрачными пиками Ущелья мертвого дракона.

   "Похоже, реальность трещит по швам, - подумал Лешка. - И либо она утащит меня за собой, либо я выберусь отсюда к чертовой матери".

   Уже через минуту он шагал на закат, подбадривая себя матерными словами.

Эпизод двадцать седьмой

   Прогресс идет не шатко и не валко,

   Ведь он, как все, окажется на свалке...

   Монотонная ходьба утомляла. Спустя час (или три) Лешка уже не чувствовал ни рук, ни ног. В голове воцарилась абсолютная пустота. Казалось, мороз поселился у него где-то в печенках и постепенно подбирается к самому сердцу. Кожа на лице одеревенела, тело болело от усталости и тянуло в сон. Однако шаг за шагом, медленно, но упорно, он ступал по снежному насту, то и дело проваливаясь в предательское крошево ледяного покрова. В полуобморочном состоянии он видел перед глазами какие-то неясные картины, миражи, видения и грезы. Перед его глазами возникали и пропадали образы таинственных дев, фигуры могучих атлантов и толпы рабочих, похожих на морлоков из романа Герберта Уэллса. Девы были полуобнажены и обольстительны, словно гурии в садах восточных шейхов. С ними хотелось возлечь, утешиться ласками и выпить вина, но этому мешали атланты. Они таскали на плечах большие каменные блоки, с адским грохотом укладывая их один на другой. Атлантам было плевать на Лешку, эти богоподобные бодибилдеры занимались великим проектом, они возводили непробиваемую стену, рукотворную преграду между Мраком и Светом, у подножья которой, словно непоседливые термиты, копошились людишки. Где-то звучал хор мужских голосов, издалека звонил колокол, раздавался шепот о близком конце эпохи и новом рождении Вселенной. Время исчезло, окружающий пейзаж сделался вдруг дрожащим английским пудингом. В голове роились белые мухи, кипел разум, жаркое дыхание рвалось наружу, не в силах растопить окостеневшие очертания реальности.

   Так длилось целую вечность, а может и больше, затем Лешка увидел красную палатку. Возле нее покоился остов огромного дирижабля, напоминавший обглоданный скелет ископаемой рыбы. Там суетились люди, лаяли собаки, а вдалеке, за глыбами высоких торосов, на черной проплешине воды, маячил призрак советского ледокола Челюскин. Труба ледокола дымила как проклятая, застилая небо угольной тьмой. Потом воздух распорол тяжелый гудок издыхающего левиафана, и ледокол пошел на самое дно мирового океана, едва не утащив туда кусок отмороженного пейзажа. Тут же налетел шквалистый порыв ветра. Палатка затрепетала под его натиском, словно живое существо, готовое в любую секунду сорваться в облака, однако люди оказались ловчее: они мигом обложили палатку какими-то ящиками и тюками, не давая ей отправиться к чертовой матери. Эти люди что-то кричали Лешке Сухареву, суматошно размахивая руками, но очередной порыв ветра мигом унес их голоса куда-то в бездну, а затем клочья тумана и сырая мгла накрыли пространство кромешным мраком.

   Мир окончательно сходил с ума, он превращался в хаос, он становился черной дырой, куда беспрестанно засасывалось все сущее. То, что оставалось, было напичкано осколками вчерашнего дня и прошлогодними событиями.

   "Меня нет... - подумал Лешка, и лицо его обезобразила кривая усмешка. - А то, что есть - это мираж. Я, словно Кентервильское приведение, от которого скоро ничего не останется, кроме кровавого пятна на полу загаженной действительности".