Читаем The Psychopatic Left полностью

В следующем (1862) году Маркс писал Энгельсу о том, что Женни непрерывно чувствовала в себе склонность к самоубийству, и о тяжелой депрессии его жены из-за нехватки денег и постоянных долгов, и о беспокойстве детей, что их друзья могли бы обнаружить, что они живут в бедности. Маркс закончил, однако, письмо на положительной ноте, снова с эгоцентризмом самовлюбленного человека, что в сравнении с планами его писаний беды его жены и детей были лишь второстепенным вопросом:

«...Каждый день моя жена говорит, что она хотела бы вместе с детьми найти успокоение в могиле, и я нисколько не виню ее за это, поскольку унижения, страдания и хаос, через которые приходится проходить, поистине не поддаются описанию. Мне еще больше жаль детей, потому что все это происходит во время выставки, когда их друзья вовсю веселятся, а сами они живут в страхе, как бы кто-нибудь не пришел, не увидел их и не понял, в каком кошмаре они живут.... В остальном я сам, кстати, продолжаю много работать и, странно сказать, мое серое вещество функционирует посреди бедственного окружения лучше, чем оно это делало в течение многих лет».

Энгельс, когда писал Марксу, демонстрировал те же самые нарциссические черты в отношении родственников, которые были для него лишь источником денег: «Но все это чепуха, и, если мы не сможем открыть искусство дерьмового золота, похоже, нет никакой альтернативы твоему извлечению чего-то от твоих родственников тем или иным способом».

Когда мать Маркса в 1863 году умерла, большое наследство мало что изменило для Маркса, так как большая часть наследства пошла на погашение ссуды его дяди-банкира, а оставшееся он сам быстро потратил на развлечения и отдых.

Тщеславный, нетерпимый, мстительный

Одежда и тело Маркса, как правило, выглядели грязными. По словам его конкурента в «Интернационале» анархиста Михаила Бакунина, Маркс был «нервным... на грани трусости». Действительно, в отличие от Бакунина, Маркс никогда не выходил на баррикады. «Чрезвычайно честолюбивый и тщеславный, склочный, нетерпимый и абсолютно... мстительный на грани безумия. Нет никакой лжи или клеветы, которую он не смог бы выдумать против любого, у кого было несчастье возбудить в нем ревность... или ненависть».

Отец Маркса Генрих считал своего сына эгоцентричным и «небрежным» по отношению к своей безумно любящей его матери, о чем свидетельствует его письмо Карлу в 1835 году:

«Дорогой Карл,

Больше чем три недели прошло, как ты уехал, и у нас все еще нет никакой весточки от тебя! Ты знаешь свою мать и то, как она беспокоится, и все же ты демонстрируешь эту безграничную небрежность! Это, к сожалению, слишком сильно подтверждает мнение, которого я придерживаюсь, несмотря на многие твои хорошие качества, что в твоей душе преобладает эгоизм. Твоя мать ничего не знает об этом письме. Я не хочу усиливать еще больше ее беспокойство, но я повторяюсь, это безответственно с твоей стороны. С моей стороны, я могу ждать - но я ожидаю, что ты успокоишь настроение своей матери своим ответным письмом.

Твой отец,

Маркс».

Второе письмо Генриха Маркса было сердечным, после получения едва четкого ответа от своего сына. Его мать добавила постскриптум, напоминающий «Карлу» о гигиене:

«Позволь мне здесь отметить, дорогой Карл, что ты никогда не должен расценивать чистоту и порядок как что-то вторичное, ибо здоровье и жизнерадостность зависят от них. Настаивай строго, чтобы твои комнаты чистили и мыли часто и установи определенное время для этого ~ и ты, мой дорогой Карл, еженедельно тщательно мойся губкой и мылом».

В студенческие годы Карла его отец задался вопросом, не держался ли его сын на плаву с помощью «попрошайничества», надеялся, что это было не так, и отправил ему 50 талеров. Эти студенческие дни были началом протянувшегося на всю жизнь Карла попрошайничества и его финансовой безответственности. Генрих очень надеялся, что его сын выберет себе профессию юриста. Однако у Маркса не было никакого намерения вести такое буржуазное существование, даже если это означало унизить свою жену и детей, отправив их жить в трущобы Лондона, в то время как он проклинал мир, своих родственников, своих товарищей и лавочников за свои собственные неудачи. Генрих жаловался, что Карл не мог точно сказать относительно того, как он тратил деньги, которые ему посылали, несмотря на собственные тяжелые семейные обязанности Генриха:

«Я только что получил твое письмо, и я должен признаться, что несколько удивлен им. Что касается твоего письма, содержащего счета, я уже сказал тебе в то время, то тут я ничего не могу понять. Насколько я вижу, тебе нужны деньги, и поэтому я послал тебе 50 талеров. С теми деньгами, которые ты взял с собой, это составляет 160 талеров. Ты отсутствовал всего пять месяцев, и теперь ты даже не говоришь, что тебе нужно. Это, во всяком случае, странно. Дорогой Карл, я повторяю, что я охотно сделаю все, но что как отец нескольких детей - и ты очень хорошо знаешь, что я не богат - я не готов сделать больше, чем необходимо для твоего благосостояния и развития».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука