Читаем The Psychopatic Left полностью

Здесь мы видим черты матереубийственной фантазии, навязанного самому себе чувства вины за то, что он был «с белой кожей» (!), привилегированный, пропитанный чувством различия правильного и неправильного, что социопат воспринимает как оковы, и фантазии садистского кровосмешения. Черты матери Рубина как репрессивного морализирования спроецированы на «истеблишмент», который необходимо насильственно свергнуть. Агрессия по отношению к «истеблишменту» или фигурам «истеблишмента», таким как полиция, была формой переадресованной агрессии против его матери. Матереубийство находит выход в борьбе с «истеблишментом», который представляет ценности матери, «подавление», и мораль. Свергая «истеблишмент» или «капитализм», такие люди как Мао Цзэдун или Рубин, представляющие и Старых и Новых левых, свергают чувства ненависти к родителям, к отцу, к матери или к обоим.

Пробыв определенное время в Новых левых, Джерри Рубин потратил остальную часть своей жизни как удачливый бизнесмен, женился на известной светской даме, устраивал вечеринки для облегчения деловых контактов, и искал методы получения душевной стабильности, проходя время от времени продолжительные серии альтернативных методов лечения. Рубин стал, в конечном счете, жертвой своего бунтарского характера: он попал под машину и погиб, поскольку зевал по сторонам.

Рубин трансформировался из одного из самых возмутительных радикалов новых Левых в почтенного биржевого маклера, потому что его действия, и как «йиппи» и как «яппи», были побуждены его нарциссизмом. Впрочем, его постоянный поиск терапии показывает, что он обладал достаточным чувством самоанализа, чтобы понять, что с ним что-то было не так. Много других лидеров Новых левых стремились после Вьетнамской войны заполнить эмоциональную пустоту, обращаясь от социализма к психотерапии, мистике и трансцендентализма, двигаясь от Новых левых к Нью Эйдж с пониманием того, что их социалистические идеологии были слишком банальны, чтобы придать смысл их жизни. Новые левые работали благодаря психопатии Рубина, но потерпели неудачу.

19. Эбби Хоффман


В Эбби Хоффмане мы находим психоз, который привел его к самоубийству, поскольку он оказался не в состоянии адаптироваться к бессмысленности анонимности в существовании после Вьетнамской войны. Хоффман был очень театрален, и, как полагают даже другие Новые левые, был клоуном Новых левых, но его выходки оказались очень эффективными для получения популярности. Как многие комики, он был маниакально-депрессивным.

У Джонатана Ридера, в его рассмотрении биографии Хоффмана, написанной Джоной Рэскином, последний, являясь известным ветераном Новых левых, приводит некоторые подходящие наблюдения о феномене Новых левых и о Хоффмане:

«В случае Хоффмана политическое часто было личным. Безумство (в клиническом смысле, как оказалось) присутствовало в его переливающемся за край шарме. Господин Рэскин показывает, что его насмешки над властями, как его сражение против судьи Хоффмана, было сплавлено с его борьбой против своего властного отца: «Когда он убеждал детей демонтировать «культуру родителей», сжечь дотла дома их родителей... и «убивать родителей», он гиперболизировал и проецировал гнев, который возник в его собственном бурном детстве».

Здесь мы видим в Хоффмане основные черты социопата и нарциссиста. Снова проецирование злости на родителей на общество вообще, и разыгрывание чьего-то гнева против родителей, спроецированного на «истеблишмент», который, что примечательно, левые часто называют патриархальным истеблишментом. Мы видели эти черты матереубийства и/или отцеубийства в светилах Старых левых, от Маркса до Альтюссера, достигающие апогея в Новых левых как нигилистическом восстании против Отца/Матери/Государства.

Воспитание

Ридер в своем описании Хоффмана снова перечисляет классические признаки нарциссизма и социопатии. В своих личных отношениях, включая семейную жизнь, Хоффман показывал тот же самый тип нарциссического расстройства личности, из-за которого Карл Маркс причинял такую боль своей многострадальной жене и детям:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука