В возвышении «новых людей», таких, как Ходзё Соун и Такэда Сингэн, много драматизма, однако нигде процесс гэкокудзё не выглядел столь театрально, как в истории падения клана Оути, которых низверг один из их вассалов и за которых отомстил другой. В последний раз мы встречали Оути в лице Оути Масахиро, который принял сторону Ямана в войне Онин. Его сын Ёсиоки был человеком воинственным; благодаря его усилиям ко дню его смерти в 1528 г. семья Оути занимала высокое положение. Сперва казалось, что и его сын Ёситака сделан из того же теста, однако от успехов он сделался беспечным. Разбив нескольких врагов на Кюсю, он вернулся в свой дом в Ямагути и посвятил себя радостям искусства и литературы. Как и Одавара, цитадель Ходзё, Ямагути был процветающим торговым центром. Его положение на побережье Внутреннего моря предоставляло ему идеальные условия для торговли с Китаем. Поражение, понесенное в 1543 г., убедило Ёситака, что война — занятие слишком опасное для культурного человека, и он с головой ушел в развлечения. К его удовольствию, в этом его поддержали бежавшие из Киото придворные, покинувшие столицу ради относительного спокойствия владений Ёситака.
Тем временем двое его главных приближенных, Мори Мотонари и Суэ Харуката, намного лучше оценившие реальность, нежели их господин, убеждали его оставить развлечения. Иначе, говорили они, какой-нибудь честолюбивый самурай воспользуется ситуацией и попытается устроить гэкокудзё. Как и предупреждали Мори и Суэ, возник заговор, и, видимо, чтобы ускорить исполнение своего пророчества, во главе его встал Суэ. Тщетно Ёситака взывал о помощи — мало кто из прежних союзников готов был ему помочь. После неудачной попытки к бегству мятежники осадили его, и он покончил с собой.
Мори Мотонари, до тех пор не принимавший в событиях никакого участия, вдруг почувствовал, что долг обязывает его отомстить за господина. В течение последующих нескольких лет Мори втайне готовил заговор, выражая меж тем свое почтение Суэ и преклоняясь перед обретенной им властью. Помимо природной хитрости, у Мори было еще одно преимущество — три замечательных сына. Его наследником был Мори Такотомо, родившийся в 1523 г., который впоследствии умер раньше отца. Второго сына звали Мотохару. Он родился в 1530 г. и был усыновлен кланом Киккава. Такакагэ, который был двумя годами младше, был принят в другую семью — Кобаякава. Двое младших братьев, имевшие репутацию несравненных воинов, носили прозвище «Две Реки» (Рё-гава) — по одинаковым знакам в именах, данных им при усыновлении.
В 1514 г. Мори начал действовать, но, имея перед собой противника, способного выставить армию в 30 000 человек, решил прибегнуть к военной хитрости. Вышло так, что кто-то из командиров Мори предложил укрепить остров Миядзима. На этом острове, известном также под именем Ицукусима, стоит святилище, некогда столь любимое кланом Тайра. Он находится примерно в 20 километрах к югу от Хиросима. С Миядзима связано одно старинное предание. Некогда существовало строгое религиозное правило, согласно которому остров Миядзима не должен быть осквернен ни рождением, ни смертью. На Миядзима до сих пор нет кладбища; мертвых хоронят на материке, а плакальщики подвергаются обряду очищения, прежде чем вернуться домой. Мори Мотонари прекрасно знал этот обычай, но был в достаточной мере скептиком, чтобы пренебречь религией и использовать остров в качестве потенциального троянского коня.
Итак, Мори построил на Миядзима крепость в не посредственной близости от знаменитого храма. В мае 1555 г. там был размещен гарнизон, и Мори стал публично оплакивать свою «глупость» — он, мол, построил такую крепость, которую с легкостью может захватить Суэ. Последний не замедлил отправить на остров флот джонок и почти без потерь занял Миядзима. Мори тем временем захватил другую крепость, стоявшую напротив, на другой стороне пролива, и таким образом отрезал Суэ пути к отступлению. Суэ оставил в крепости гарнизон в 500 человек, а остальную армию разместил на острове. Это, несомненно, было бы впечатляющей демонстрацией силы, если бы не то обстоятельство, что вся армия оказалась отрезанной на острове и что это положение было слишком похоже на положение осажденного.