The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

«Я знал, чтобы добиться успеха в Америке, что очень важно, вы должны уметь играть вживую и играть очень классно. А еще он сказал: „Да, да, они очень хороши“, так что мне пришлось сказать, что мне нужно на них посмотреть. Он перезвонил мне и сказал: „Они собирались идти в студию, но решили устроить тебе концерт“. Поэтому я спустился к Бридж Фарм, вошел, а там была готовая сцена, полностью настроенное освещение и всего один зритель – я! Они играли 40 минут, и я был потрясен. Уже потом я узнал, что они пригласили еще трех или четырех менеджеров, но я был единственным, кто пришел. Так что я фактически выиграл главный приз в связи с неявкой других участников», – вспоминает Рид[213].

«Для начинающей группы указания и хорошее управление, безусловно, жизненно важны, – говорил Фредди. – Но людям нравится думать, что у артистов нет мозгов и что многие из них легко расстаются со своими деньгами. Мы были более хитрыми. Расставшись с Trident, мы вели переговоры с целым рядом топ-менеджеров, чтобы быть уверенными в правильности своего выбора. Тогда правильным выбором оказался Джон Рид. Он взглянул на меня, и я сказал: „Почему бы и нет?“. Он был крут на самом деле. В нем удачно сочетались все те качества, которые мы искали годами. Его подход и методы работы были очень правильными. Он пришел, чтобы обсудить сразу всю структуру: запись, выпуск и управление»[214].

«Фредди меня озадачил вначале, – вспоминает Рид. – Я сразу же сказал Дейву Крокеру: „Он ведь гей, не так ли?“ – „О нет, нет, нет, он живет с девушкой, Мэри Остин“. Ну, это нормально, но ведь ясно же, что он гей! Я был ими заинтригован. Джон Дикон был очень загадочным – этакая разновидность рафинированного басиста. Роджер был отличным ударником, а Брайан вообще в то время носил сабо, да и носит до сих пор. Меня заинтересовало их прошлое, тот факт, что все они, так или иначе, получили университетское образование и были очевидно умны. Мне нравились их мелодии и нравились их песни. Так вот, мы встретились, обсудили все вопросы, но они чувствовали себя не в своей тарелке, я чувствовал себя не в своей тарелке, так что я решил поужинать с каждым из них по отдельности. Фредди попросил меня заехать за ним на квартиру, где он жил с Мэри, и я заскочил туда, чтобы его забрать. Когда я вошел, в доме на полную громкость играл саундтрек к фильму Кабаре, а Мэри была очень милой и довольно застенчивой, но я не увидел между ними симметрии».

«Итак, мы пошли на ужин в ресторан на Фулхэм-роуд, только я и Фредди. Мы сидели и просто болтали. Он был очень смешным, и у него была привычка прикасаться к своей верхней губе, и я сказал: „Может быть, тебе стоит заняться своими зубами“, а он ответил: „Я их исправил!“ И вот мы ужинаем, и в середине беседы я говорю: „Послушай, Фредди, есть одна вещь, о которой, я думаю, ты должен знать, и я надеюсь, это не имеет значения для тебя или для всей группы. Ты знаешь, что я гей?“ Он отбросил нож с вилкой и сказал: „Я тоже, дорогуша, так что мы поладим“»[215].

По возвращении из Японии Фредди получил Премию Айвора Новелло за песню „Killer Queen“ и какое-то время посвятил работе над песней для подающего надежды певца и композитора Эда Хауэлла, с которым он познакомился в клубе Thursday Club в Кенсингтоне. Однако все усилия были потрачены впустую, так как песню „The Man From Manhattan“ вычеркнули из радиоэфира после того, как выяснилось, что американский басист не был членом Союза музыкантов и даже не имел действующего разрешения на работу в Великобритании. Вследствие этого Хауэлл медленно погружался в безвестность как исполнитель, да и будущее Queen в то время было весьма неопределенным. Несмотря на то что сами они не канули в безвестность, чувствовалось, что все зависит от успеха их следующего альбома и сингла. Группа погрязла в долгах, и даже малейший намек на провал их следующей записи мог означать, что они не выживут.

Так что в августе 1975 года, в обстановке все возрастающего давления, Queen собрались в загородном доме в Хартфордшире. Там в течение трех недель они должны были готовиться к записи нового альбома под названием „A Night At The Opera“, продюсером которого снова должен был стать Рой Томас Бейкер. Все в Queen понимали, насколько важна эта запись. «Непосредственно перед записью „A Night At The Opera“ у нас был очень трудный период, – говорит Роджер Тейлор. – Мы добились успеха с „Sheer Heart Attack“, и думали, что это очень хороший альбом, он пользовался успехом, у нас был крупный всемирный хит „Killer Queen“, и мы были банкротами. Нам нужен был большой рывок, поэтому мы поставили все на этот альбом»[216].

Сеансы записи в течение трех месяцев были продолжительными и тщательными. В конечном итоге потребовалось задействовать шесть студий. Предварительная оценка альбома показала, что его выпуск обойдется более чем в 35 000 фунтов стерлингов[217], что делало его одним из самых дорогих когда-либо выпущенных альбомов. Это приводило к разногласиям, напряженности и спорам среди членов группы.