The Slackers club (СИ)

Из-за угла появляется Кристоффер, которого под руки ведет другой работник отделения. Он снимает с запястий Шистада наручники, а затем уходит, оставляя семью наедине. Первой к шатену бросается Элайла, причитая что-то о безобразии и беспорядке, а Крис лишь легко улыбается. Но эта улыбка не была той, которую так привыкла видеть Мун – теплая, жизнерадостная и от части самодовольная. Это была улыбка боли, мучений и колоссального психологического труда над своим состоянием. Ева, которая ожидала от себя, что сразу кинется на парня, стоит на месте, будто вросшая в этот холодный бетонный пол. У Шистада осунувшееся лицо, синяки под глазами, легкая щетина, отросшие волосы, которые он уже не пытался убрать со лба, где красовался синяк, видимо оставленный во время задержания. На нем все та же одежда, что была в тот день, но шатен выглядит так, будто прошел в ней сотню километров пешком по бездорожью. Квииг выпадает из реальности, не веря, что это произошло с ним за три дня, а не за три месяца. Что же тогда станет с Кристоффером, если его и впрямь посадят за решетку на несколько лет?

- Ева? – голос Инес вдруг врывается в ее сознание.

К тому моменту, когда взгляд Квииг проясняется, то Элайла уже закончила речь об ужасном содержании под арестом, Сильвия достаточно сильно обняла Криса, а Гарсия, стоявшая недалеко от брата, пыталась вывести подругу из транса. Крис смотрит прямо на нее, но в его глазах нет того привычного огонька, в них лишь боль и сожаление. Он соврет, если скажет, будто не боялся того, что Мун не приедет. С того самого момента, как ему объявили о встрече с близкими, Шистад не думал о матери или Инес, его мысли по-прежнему эгоистично занимала эта девушка, что заявилась к нему в кабинет со словами об измене.

Вздохнув поглубже, Мун на ватных ногах подходит к шатену и заключает его в объятия. Кристоффер тут же прижимает ее к себе как можно сильнее, утыкается носом в рыжие волосы и вдыхает их запах. Он так боялся за нее, когда оперативники ворвались в его кабинет. Шистад видел слезы боли, которых она не могла удержать, и чувствовал себя виноватым. Совесть разъедала его естество. Понимание того, что последнее время он приносит Еве только боль и страдания, пришло неожиданно и теперь било кувалдой по голове. Растаптывало до крошек. Растирало до пыли.

Когда Крис медленно выпускает ее из объятий, то Еве хочется отчаянно вцепиться в его рубашку трехдневной давности и расплакаться. Слезы сдавили ее горло, нос защипало, а глаза горели, будто в них насыпали полдюжины зыбучих песков Сахары. Шатен отрывается от нее и смотрит так, что никакие слова никогда бы не смогли описать. Рыжая видит все, весь свой мир, всю свою душу, свое сердце, которое она так безропотно отдала ему. Тогда она впервые думает о том, что готова простить его и забыть возникшие недоразумения, лишь бы все было также просто, как до того рокового дня в клубе. До того момента, когда жизнь пошла под откос, а Мун еле успевала ее догонять. Даже если то видео окажется гребаной правдой, оно, безусловно, разобьет ее сердце на тысячи осколков, которые ей придется собирать не одну неделю, но если Ева больше никогда не будет с Крисом, то это уничтожит ее и сотрет сердце в порошок, и его невозможно будет собрать. Она готова простить и забыть, только верните все. Все, что у нее было – Крис. Осознание, что без Шистада ее жизнь похожа на гребаный цирк, в представлении которого она не хотела принимать участие, ошеломило ее. Ева вдруг резко поняла, что давно не видела себя без него и не хотела видеть. Кристоффер дарит ей краткий поцелуй в лоб, а затем совсем отступает. Он по-прежнему не сказал ей и слова, но у Квииг было ощущения, будто только что она прочла целую книгу в его глазах.

- Как у вас дела? – спрашивает Шистад, усаживаясь на один из стульев у стола.

- У нас? – переспрашивает разволновавшаяся Элайла, подходя к сыну. – Расскажи нам, как ты здесь. Мы все так волновались.

Смотря на бывшую миссис Шистад, Квииг в который раз удивлялась скорости смены личности в ней: вот она ведет себя как хищная птица над падалью, когда Инес просит Патрика не путаться под ногами; потом Элайла вдруг превращается в светскую львицу, которая ни за что не сядет на стул в общественном месте; а теперь она была похожа на курицу-наседку, что порхала над своим цыпленком. Вздохнув, Ева усаживается на одну из лавочек у стены, чувствуя, что ноги больше не держат ее.

- Я в порядке, правда. – легким движением руки парень убирает спавшие волосы назад, которым срочно требовалась горячая вода и шампунь. – Чувствую себя монахом, ушедшим в горы: много думаю, мало ем и почти не сплю. Кровати тут жутко дерьмовые. – хмыкает он с привычным озорным видом, а затем резко поправляет себя, забыв, что в присутствии мачехи нельзя позволять себе выражаться. – Извини, Сильвия.

- Нет, тут и правда все выглядит так, как ты описываешь. – с улыбкой отвечает женщина, желая хоть как-то подбодрить парня.

- Ты так похудел, мой мальчик… - продолжала причитать Элайла, что стояла рядом с его стулом, заключив сына в объятия.