The smile of the Digital God

Помнил, как мы встретились со Шкетом и я добавил к коктейлю ещё пару капсул бетафениламина. Для равновесия.

Следующая картинка – я лежу в своей постели, немного пришедший в себя, как раз для того, чтобы накатила вторая волна.

Синди успела стащить с меня джинсы, трусы и майку, и разглядывала меня, маленького и беспомощного, с высоты своего роста. В моём сознании случился проблеск и ртутное море наркотика, уже начинавшее розоветь, отступило перед Синди, как настоящее море отступает перед луной.

Моя луна.

Персональная.

Благостная.

Как она, наверное, контрастировала со мной!

Я – белый, тощий, матовый.

Она – чёрная, крепкая, блестящая…

Как некий райский плод.

Раз – и нейлоновая маечка прорывается, как кожа, под её ногтями.

А я лежал и не двигался, словно парализованный.

Джинсы сползают, зацепляются за трусы танга и гетры, срывая и их тоже.

А внутри, внутри этой фруктовой кожицы – ещё более желанная тёмная мякоть.

Лифчик, она, видимо, не носила из принципа.

Наркотик, экстатическая любовная эйфория, затаился, подобно свёрнутой, но тугой пружине.

Он лежит во мне, ждёт, а пока заставляет губы расплываться в довольной, собственнической усмешке.

А я – всего лишь гадкий червь, готовый поселится в этом плоде.

На её чёрном лице, на лице, на котором светятся золотые монетки глаз, образуется белая прорезь – крупные, белые зубы.

Она легла на меня, навалившись горячим дыханием, раздвинула ноги.

Киска у неё была гладко выбрита.

Нет, не было прелюдии. Не было предвкушения.

Было само – вкушение плода.

Только… кто был плодом?

Постель скрипела, в то время как масса наших переплётшихся между собой тел сжималась во всё более тугой и крепкий комок.

Наркотик распрямился во мне, а в ней распрямилась уже моя пружина.

Её темнота была мягкой, влажной, струящийся, и я сам, в зверином, столь звероморфном, плотском наслаждении, старался войти в её ритм, поймать его, стать змеей.

Её темнота, теснота, скоро заставила мою голову откинуться назад, закатить глаза в неимоверно кусающей, приятной боли, такой боли, которая заставляет хриплый крик удовольствия вырываться из твоего горла.

Вой.

Пульсация.

Да.

Как красные цифры над нашими головами.

Как красные ногти, раздирающие, рассекающие кожу на моей спине, выставляя мой хромированный скелет наружу, обнажая рёбра и лопатки.

Как я себе её представлял, в этом бешеном ритме сменяющих друг друга кадров, таких ярких, цветных, резко очерченных двойным светящимся контуром?

Пульсация.

В этом лихорадочном, бездумном вихре наслаждения болью?

Её бесчисленные косички, как черви, падали мне на лицо, грудь, плечи, оплетая их паутиной.

Она была статуей, статуей из цельного куска обсидиана.

Губы, горячие, на коже оставлют ожоги, как и ядовитая слюна…

Нет, она была статуей из лавы, такой она представлялась мне, когда я уже оказался сверху и начал размеренно-скользяще вгонять в неё член, стальной и… холодный.

Опутывая её своим телом, как она меня опутывала своим.

Да, лава, каскад косичек. Сверху, чёрная, гладкая корка, но она уже покрыта множеством трещин, из которых видна огненная магма, пышущая жаром. Синди, этот монолит обсидиана весь стянут сетью горящих разломов, а она всё стонет, стонет, когтями выпуская мне внутренности, да и я не останавливаюсь…

С её кожи срывались пряные язычки пламени…

Из моих пальцев вырастают ледяные кристаллы…

Она обтекаемая, и я стискивал её ещё крепче, жадно приникая ртом к неостывающей лаве, не боясь обжечься, ведь я – лёд, сковываю её, чувствуя её кровь на своих губах. Кровь и пот.

Я – ледяная змея…

И когда жара, исходящая от её криков, когда сладость боли, тысячями лезвий резавшей моё тело, кромсавшей его, становятся непереносимыми, эта магма, жидкая, страстная, перетекает и в меня, в мой льдистый мрак, она разрушает его кристаллически-бритвенную гармонию изнутри, переполняя меня, и серебрянные змеи, жившие в моей ртутной крови погибают под натиском её огненных – вот тогда я взрываюсь…

Снова погружаясь во мрак…

Над нами тихо падают огненные лепестки чёрных роз. Когда они падают, сгорают в пепел.

Так я на час провалился в небытие.

Она полулежала на мне, уже после того, как мы трахнулись ещё два раза и выкурили кальян, я медленно приходил в себя. Было часов семь утра, согласно календарю.

Синди смотрела на меня своими жёлтыми глазами и водила наманикюренным пальцем по моей груди, выписывая на ней некие замысловатые узоры. Хотя и косички, гладкие и чёрные, рассыпанные по нашим телам, образовывали орнамент не хуже.

Её твёрдые соски прижимались к моей коже.

О «роболе» я и не думал.

Он остался в другой вселенной.

Я тискал её круглый зад…

Её пухлые губы интересно разлеплялись, когда она говорила. Её рот пересох.

Моё же сознание всё плескалось в синеватой дымке сексуального и наркотического удовлетворения. Тело парило в астральных сферах или как их там…

Я спросил: «Синди, ты вообще кто?»

– я… я не проститутка… – сказала она. – если ты это имеешь ввиду…

– Гм… тогда кто? – слова тяжело падали с моих губ.