The Splendid Thirties

Так год и приближался к своему концу — наполненный страхом и запахом гниющего дерева. Иногда, посреди ночи, по улице шли солдаты, скрипели колеса пушечных лафетов, громкие голоса понукали лошадей. Если они останавливались на отдых, то мне сквозь мел было видно, как здесь и там зажигаются огоньки сигарет. И я слышу слова отца, когда он во второй день Рождества задувал вечером догоревшие свечи: “Ну вот, Рождество 1939 года уже навеки принадлежит прошлому”. Я тогда вышел на веранду и встал у окна, за занавеской. Во дворе я увидел чурбан для колки дров и всаженный в него топор, черневшие на фоне снега. И у самого окна неяркую низанку арахисовых орешков для синиц, повешенную на ветках грушевого дерева. И я не мог придумать ничего, что вызвало бы у меня радость.