The Story of Civilization 04

Он едва успел занять место епископа, как начал пожизненную войну против донатистов. Он вызывал их лидеров на публичные дебаты, но мало кто решался принять вызов; он приглашал их на дружеские конференции, но их встречали сначала молчанием, потом оскорблениями, потом насилием; несколько католических епископов в Северной Африке подверглись нападению, а на жизнь самого Августина, похоже, было совершено несколько покушений;60 Однако у нас нет донатистской стороны этой истории. В 411 году в Карфагене собрался собор, созванный императором Гонорием, чтобы утихомирить донатистский спор; донатисты прислали 279 епископов, католики - 286, но епископ в Африке означал не больше, чем приходской священник. Легат императора, Марцеллин, выслушав обе стороны, постановил, что донатисты не должны больше проводить никаких собраний и должны передать все свои церкви католикам. Донатисты ответили отчаянными актами насилия, в том числе, как нам рассказывают, убийством Реститута, священника из Гиппо, и увечьем другого члена штаба Августина. Августин призвал правительство к решительному исполнению своего указа;61 Он отказался от своего прежнего мнения, что "никого нельзя принуждать к единству Христа... что мы должны бороться только аргументами и побеждать только силой разума";62 Он пришел к выводу, что Церковь, будучи духовным отцом всех, должна иметь право родителя наказывать непокорного сына для его же блага;63 Ему казалось, что лучше пусть пострадают несколько донатистов, "чем все будут прокляты из-за отсутствия принуждения".64 В то же время он неоднократно умолял государственных чиновников не приводить в исполнение смертную казнь в отношении еретиков.65

Помимо этого ожесточенного поединка и забот о своей пастве, Августин жил в Стране разума и трудился в основном пером. Почти каждый день он писал письма, влияние которых до сих пор активно проявляется в католическом богословии. Одни только его проповеди заполняют тома; и хотя некоторые из них испорчены искусственной риторикой противопоставленных и уравновешенных положений, а многие касаются местных и преходящих тем в простом стиле, приспособленном для его неграмотных прихожан, многие из них возвышаются до благородного красноречия, рожденного мистической страстью и глубокой верой. Его пытливый ум, обученный логике в школах, не мог ограничиться вопросами своего прихода. Трактат за трактатом он старался примирить с разумом доктрины Церкви, которую он почитал как единственную опору порядка и приличия в разрушенном и буйном мире. Он знал, что Троица является камнем преткновения для интеллекта; в течение пятнадцати лет он работал над своим самым систематическим произведением - "De Trinitate", пытаясь найти в человеческом опыте аналогии для трех личностей в едином Боге. Еще более загадочной, наполнявшей всю жизнь Августина удивлением и спорами, была проблема согласования свободной воли человека с предвидением Бога. Если Бог всеведущ, Он видит будущее во всех деталях; поскольку Бог неизменен, эта картина, которую Он имеет о всех грядущих событиях, накладывает на них обязательство произойти так, как Он их предвидел; они предопределены безвозвратно. Как же тогда человек может быть свободен? Разве он не должен делать то, что предвидел Бог? А если Бог все предвидит, то Он от вечности знает конечную судьбу каждой души, которую Он создает; зачем же Ему создавать тех, кто предопределен к проклятию?

В первые годы своего христианства Августин написал трактат De libero arbitrio ("О свободной воле"). Тогда он пытался соотнести существование зла с благосклонностью всемогущего Бога, и его ответ заключался в том, что зло - это результат свободы воли: Бог не мог оставить человека свободным, не дав ему возможности поступать как неправильно, так и правильно. Позже, под влиянием посланий Павла, он утверждал, что грех Адама оставил на человеческом роде пятно злой склонности; что никакие добрые дела, а только свободно даруемая благодать Божья, не могут позволить душе преодолеть эту склонность, стереть это пятно и достичь спасения. Бог предложил эту благодать всем, но многие отказались нее. Бог знал, что они откажутся от нее; но эта возможность проклятия была ценой той нравственной свободы, без которой человек не был бы человеком. Божественное предведение не уничтожает эту свободу; Бог просто предвидит выбор, который человек сделает по своей воле.66