The Story of Civilization 05

Он не был красив; как и большинство великих людей, он был избавлен от этого отвлекающего недостатка. Его лицо было слишком полным, нос слишком длинным и изогнутым, подбородок слишком широким, губы слишком крепко сомкнутыми; и все же в профиле, приписываемом Больтраффио, в бюстах в Лионе и Лувре, есть спокойная сила черт, чувствительный интеллект, почти мягкая утонченность. Он заслужил репутацию самого хитрого дипломата своего времени, иногда колеблющегося, часто коварного, не всегда скрупулезного, иногда неверного; таковы были общие недостатки дипломатии эпохи Возрождения; возможно, они являются суровой необходимостью для любой дипломатии. Тем не менее мало кто из принцев эпохи Возрождения мог сравниться с ним в милосердии и великодушии; жестокость была ему противопоказана, и бесчисленные мужчины и женщины пользовались его благосклонностью. Мягкий и обходительный, чувственно восприимчивый к любой красоте и любому искусству, изобретательный и эмоциональный, но редко теряющий перспективу и самообладание, скептик и суеверный, повелитель миллионов и раб своего астролога - таков был Лодовико, нестабильный наследник, ставший кульминацией столкнувшихся между собой направлений.

В течение тринадцати лет (1481-94) он управлял Миланом в качестве регента своего племянника. Джангалеаццо Сфорца был робким тихоней, боявшимся ответственности правления; он был подвержен частым болезням и неспособен к серьезным делам -incapacissimo, называл его Гиччардини; он предавался развлечениям или безделью и с удовольствием оставлял управление государством дяде, которым восхищался с завистью и доверял с сомнением. Лодовико передал ему всю пышность и великолепие герцогского титула и должности; именно Джан восседал на троне, принимал почести и жил в царской роскоши. Но его жена, Изабелла Арагонская, возмущалась сохранением власти Лодовико, призывала Джана взять бразды правления в свои руки и умоляла своего отца Альфонсо, наследника Неаполитанского престола, прийти со своей армией и дать ей полномочия фактической правительницы.

Лодовико управлял эффективно. Вокруг своего летнего домика в Виджевано он создал огромную экспериментальную ферму и животноводческую станцию; здесь проводились опыты по выращиванию риса, виноградной лозы и тутового дерева; молочные заводы производили масло и сыр такого качества, какого Италия еще не знала; поля и холмы пасли 28 000 быков, коров, буйволов, овец и коз; просторные конюшни давали приют жеребцам и кобылам, которые разводили лучших лошадей в Европе. Тем временем в Милане в шелковой промышленности было занято двадцать тысяч рабочих, и она отвоевала у Флоренции множество зарубежных рынков. Железячники, ювелиры, резчики по дереву, эмальеры, гончары, мозаичисты, художники по стеклу, парфюмеры, вышивальщицы, гобеленовые ткачи и изготовители музыкальных инструментов вносили свой вклад в оживленный шум миланской промышленности, украшали дворцы и придворных особ орнаментами и экспортировали достаточно излишков, чтобы оплачивать более мягкие предметы роскоши, привозимые с Востока. Чтобы облегчить движение людей и товаров и "дать людям больше света и воздуха".12 Лодовико расширил главные улицы; на проспектах, ведущих к Кастелло, появились дворцы и сады для аристократии, а великий собор, который теперь приобрел окончательную форму, стал соперничающим центром пульсирующей жизни города. В 1492 году население Милана составляло около 128 000 человек.13 При Лодовико он процветал так, как не процветал даже при Джангалеаццо Висконти, но раздавались жалобы на то, что доходы от процветающей экономики шли скорее на укрепление регента и прославление его двора, чем на поднятие населения из его вековой нищеты. Домовладельцы стонали от непосильных налогов, а бунты протеста будоражили Кремону и Лоди. Лодовико отвечал, что деньги нужны ему для строительства новых больниц и ухода за больными, для поддержки университетов Павии и Милана, для финансирования экспериментов в области сельского хозяйства, селекции и промышленности, а также для того, чтобы поразить искусством и пышным великолепием своих придворных послов, правительства которых уважали только те государства, которые были богаты и сильны.