Поселившись во Флоренции в 1340 году, Боккаччо продолжал преследовать женщину и в жизни, и в стихах, и в прозе. Книга "Видение Аморозы" была посвящена Фьямметте и в 4400 строках terza rima вспоминала счастливые дни их связи. В психологическом романе Фьямметта, принцесса-бастард, заставляет Боккаччо рассказывать о своих похождениях; она в ричардсоновских деталях анализирует любовные эмоции, муки желания, ревности и покинутости; а когда совесть упрекает ее в неверности, она представляет себе Афродиту, укоряющую ее за трусость: "Не робей, говоря: "У меня есть муж, и святые законы и обещанная вера запрещают мне это". Это всего лишь тщеславные умозаключения и легкомысленные возражения против власти Эроса. Ибо он, как сильный и могущественный князь, устанавливает свои вечные законы; не заботясь о других законах низших государств, он считает их низменными и подневольными правилами".37 Боккаччо, злоупотребляя властью пера, заканчивает книгу тем, что Фьямметта, к его славе, заявляет, что это он бросил ее, а не она его. Возвращаясь к поэзии, он воспевает в "Нинфале Фьезолано" любовь пастуха к жрице Дианы; его триумф описан в причудливых подробностях, с некоторым энтузиазмом, пощаженным для природных пейзажей. Это почти рабочая формула "Декамерона".
Вскоре после чумы 1348 года Боккаччо начал писать этот знаменитый сборник соблазнительных историй. Ему было уже тридцать пять лет, температура желания упала с поэзии на прозу, он мог начать видеть юмор в безумной погоне. Сама Фьямметта, похоже, умерла во время чумы , и Боккаччо был достаточно спокоен, чтобы использовать имя, которое он дал ей для одного из наименее прихотливых раконтеев своей книги. Хотя вся книга не была опубликована до 1353 года, часть ее, должно быть, выходила частями, поскольку во вступлении к "Четвертому дню" автор отвечает на критику, порицавшую предыдущие рассказы. В нынешнем виде книга представляет собой "век" историй - целую сотню; они не предназначались для прочтения в большом количестве за один раз; опубликованные последовательно, они, должно быть, послужили темой для многих флорентийских вечеров.
В прелюдии описываются последствия для Флоренции Черной смерти, поразившей всю Европу в 1348 году и позже. Рожденная, по-видимому, плодородием и грязью азиатского населения, обедневшего в результате войны и ослабленного голодом, зараза проникла через Аравию в Египет, а через Черное море - в Россию и Византию. Из Константинополя, Александрии и других портов Ближнего Востока купцы и корабли Венеции, Сиракуз, Пизы, Генуи и Марселя с помощью блох и крыс завезли ее в Италию и Францию.38 Череда голодных лет в Западной Европе - 1333-4, 1337-42, 1345-7 - вероятно, подорвала сопротивляемость бедняков, которые затем передали болезнь всем классам.39 Она принимала две формы: легочную, с высокой температурой и отхаркиванием крови, которая приводила к смерти через три дня; или бубонную, с лихорадкой, абсцессами и карбункулами, которая приводила к смерти через пять дней. Половина населения Италии была уничтожена во время последовательных визитов чумы с 1348 по 1365 год.40 Сиенский летописец писал около 1354 года:
Ни родственники, ни друзья, ни священники, ни монахи не сопровождали трупы до могилы, не читали заупокойной молитвы. Во многих местах города были вырыты траншеи, очень широкие и глубокие, и в них бросали тела и засыпали их землей, и так слой за слоем, пока траншея не заполнялась, и тогда начинали другую траншею. И я, Аньоло ди Тура... своими руками похоронил пятерых своих детей в одной траншее; и многие другие сделали то же самое. И многие мертвецы были так плохо укрыты, что собаки вырыли их и съели, разбросав их конечности по всему городу. И не звонили колокола, и никто не плакал, какой бы ни была его потеря, потому что почти все ожидали смерти..... И люди говорили и верили: "Это конец света".41
Во Флоренции, по словам Маттео Виллани, с апреля по сентябрь 1348 года умерли трое из пяти жителей. Боккаччо оценивал число погибших флорентийцев в 100 000 человек, Макиавелли - в 96 000;42 Это явное преувеличение, поскольку общая численность населения вряд ли превышала 100 000 человек. Боккаччо открывает "Декамерон" страшным описанием чумы: