The Story of Civilization 07

Он умер нищим (1664), но был с почестями похоронен в алтаре Сент-Бавона, в городе, чья слава зиждется на долгой осаде и творчестве ее величайшего сына. В течение двух столетий после этого он был почти забыт. Его картины продавались за гроши, или с аукциона, или не продавались вовсе. Если историки искусства и вспоминали о нем, то лишь для того, чтобы отметить узость его круга - ни религиозных картин, ни мифологии, ни истории, ни пейзажей, ни обнаженной натуры; или кажущуюся небрежность его метода - никаких предварительных эскизов, только быстрые мазки и наброски цвета, которые полагались на предположение и память зрителя для восполнения деталей. Сегодня, возможно, преувеличенное признание уравновешивает долгое забвение, и один щедрый критик считает Халса "самым блестящим исполнителем портретов, которого видел мир".120 Там, где время, самый надежный судья, так колеблется в своих суждениях, давайте довольствоваться восхищением.

IX. РЕМБРАНДТ ХАРМЕНС ВАН РИЙН: 1606-69 ГГ.

Он родился в Лейдене в семье преуспевающего мельника Геррита Харменса, который добавил к своей фамилии "ван Рейн", вероятно, потому, что его дом выходил окнами на Рейн. Художник, должно быть, любил своего отца, поскольку изобразил его одиннадцать или более раз: в господской шляпе и цепи,121 и в образе менялы,122 и как благородный славянин123-сильное, хорошо выделанное лицо, кичащееся характером, - и в 1629 году, как человек, утомленный возрастом.124 Свою мать он тоже изображал дюжину раз, больше всего запомнившись в "Старухе" из Венской галереи, озабоченной и измученной. В Рейксмузеуме в Амстердаме мы видим ее задумчивой над Библией. Если, как считают некоторые, она была меннониткой, мы можем лучше понять пристрастие Рембрандта к Ветхому Завету и его близость к евреям.

В четырнадцать лет он поступил в Лейденский университет. Но мыслил он не словами и идеями, а другими формами; через год он ушел и уговорил отца позволить ему изучать искусство. Он преуспел настолько, что в 1623 году его отправили в Амстердам в качестве ученика к Питеру Ластману, который в то время считался Апеллесом эпохи. Ластман вернулся из Рима в Голландию с классическим акцентом на правильном рисунке; вероятно, у него Рембрандт научился быть превосходным рисовальщиком. Но после года пребывания в Амстердаме неугомонный юноша поспешил вернуться в Лейден, стремясь писать картины по собственной манере. Он рисовал или писал почти все, что видел, включая уморительные нелепости и бесстыдные непристойности.125 Он совершенствовал свое искусство, увлекаясь экспериментами с автопортретом; зеркало стало его моделью; он оставил нам больше автопортретов (по крайней мере, шестьдесят два), чем многие великие художники оставили картин. Среди этих ранних автопортретов - очаровательная голова в Гааге: Рембрандт в двадцать три года, конечно, красивый (ведь все зеркала показывают нас красивыми), волосы небрежно разбросаны с молодым превосходством над условностями, глаза внимательные и гордые с уверенностью в доказанном умении.

На самом деле он уже успел зарекомендовать себя. В 1629 году один знаток заплатил ему сто флоринов за картину - неплохой гонорар для молодого конкурента в стране, где художников было столько же, сколько пекарей, и не так уж много. Его первыми темами, после себя и своих родителей, были библейские. Иеремия, оплакивающий разрушение Иерусалима126 обладает той мистической аурой, которая отличает религиозные картины Рембрандта, а "Симеон в храме127 полностью передает дух Nunc dimittis servum tuum, Domine. Из Амстердама поступало так много заказов, что Рембрандт вернулся в него в 1631 году и прожил там до конца своих дней.

Через год после приезда он написал один из мировых шедевров - "Урок анатомии профессора Николаса Тульпа".128 В голландской живописи уже было несколько анатомий. Не было нарушено ни прецедентов, ни скромности, когда выдающийся хирург, четырежды бургомистр Амстердама, поручил Рембрандту изобразить, как он проводит демонстрацию анатомии в зале Гильдии хирургов; он планировал подарить картину гильдии в память о своем профессорстве. Вероятно, именно доктор Тульп выбрал семерых "студентов", которые должны были разделить с ним картину - очевидно, не учеников, а зрелых и состоявшихся в медицине или в другой области мужчин; и Рембрандт в полной мере использовал возможность показать лица, озаренные характером и интеллектом. Труп кажется излишне раздутым, а двое из зрителей позируют для потомков; сам доктор Тульп воспринимает происходящее совершенно спокойно, как человек привыкший и уверенный в себе; но двое мужчин, заглядывающих через голову трупа, вызывают любопытство и внимание, а игра света на плоти и оборках говорит о специализации Рембрандта.