Это был еще не мрачный и безрадостный пуританин, а здоровый английский юноша, в жилах которого текла кровь елизаветинских бардов.
Но временами наступало другое настроение, когда эти удовольствия казались тривиальными для задумчивого ума, вспоминающего трагедию, ищущего смысла и не находящего в философии ответов, а только вопросы, не прочувствованные ранее. Тогда "II Penseroso", задумчивый, идет незаметно.
Чтобы посмотреть на палочку Луны.
Катание в самый полдень,
Как тот, кого сбили с пути.
По широкому бездорожью небес;
или сидит в одиночестве у костра.
Где светящиеся угли пронизывают комнату
Научите свет подделываться под мрак,
Далеко от всех курортов,
Спасите сверчка на очаге;
Или он находится в "какой-нибудь высокой одинокой башне", смиренно взирает на звезды, перелистывает листья Платона и задается вопросом, где находится рай...
Какие миры или какие обширные регионы хранят
Бессмертный разум, оставивший
Ее особняк в этом плотском уголке
-или вспоминать о горестях влюбленных и печальных смертях королей. И все же лучше, чем унылая философия, - это "уединенный монастырский блеск" великого собора, его многоэтажные окна и затененный свет;
Пусть звучит орган.
Под полнозвучный хор внизу,
На службе высоко, и гимны чисты,
Как сладость, через ухо,
Раствори меня в экстазе,
И представь все небеса пред моими очами.
Это те удовольствия, которые приходят к "задумчивому", и если они кажутся связанными с меланхолией, то с меланхолией и будет жить поэт. В этих двух прекрасных стихотворениях Мильтон раскрывается в двадцать четыре года: юноша, трепещущий от красот жизни и не стесняющийся счастья, но уже тронутый озадаченными размышлениями о жизни и смерти, ощущающий в себе конфликт религии с философией.
Первый шанс отличиться выпал поэту в 1634 году, когда ему поручили написать пасторальную маску для церемонии вступления графа Бриджуотера в должность лорда-президента Совета Запада. Генри Лоус сочинил средненькую музыку; стихи Мильтона, скромные анонимные, были так высоко оценены, что он был вынужден признать их авторство. Сэр Генри Уоттон похвалил "некую дорическую изысканность в ваших песнях и одах, которым... Я еще не видел ничего подобного в нашем языке". 30 Первоначально пьеса называлась "Маска, представленная в замке Ладлоу (в Шропшире)"; сегодня мы называем ее "Комус". Ее исполняли два молодых дворянина и их сестра, семнадцатилетняя девушка из двора королевы Генриетты Марии. Хотя большая часть маленькой драмы написана чистым стихом, во многом перегруженным мифологией, в ней есть лирический привкус и мелодичная элегантность, которые лучше, чем когда-либо, сохранились в поэзии Мильтона. Тема традиционна: прекрасная дева, безрассудно блуждающая по лесу и поющая
штаммы, которые могут создать душу
Под ребрами смерти,
к ней обращается колдун Комус, который накладывает на нее чары, чтобы лишить ее целомудрия. Он умоляет ее играть, пока ее молодость сияет; она с горячим красноречием защищает добродетель, воздержание и "божественную философию". Все строки прошли хорошо, за исключением, пожалуй, зловеще республиканского отрывка, который, возможно, заставил вздрогнуть пышное собрание:
Если бы каждый справедливый человек, который сейчас томится от нужды.
У него была лишь скромная и достойная доля
О том, что развратно-избалованная Роскошь
Теперь он нагромождается на нескольких человек с огромным избытком,
Все благословения природы были бы хорошо расходованы.
В не слишком большой пропорции,
И она не увеличивала запасов своих. 31
В 1637 году настроение поэта омрачилось после того, как утонул его юный друг и соратник Эдвард Кинг. В поминальный том Мильтон включил элегию "Лицидас", задуманную в искусственной пасторальной форме и загроможденную мертвыми богами, но богатую строками, которые до сих пор звучат в благодарной памяти:
Увы! Что за сапоги, в которых он непрерывно заботится.
Ухаживать за домашними пастухами,*
И строго медитировать на неблагодарную Музу?
Не лучше ли сделать так, как это делают другие,
Для спорта с амариллисом в тени,
Или со спутанными волосами Неары?
Слава - это шпора, которую поднимает чистый дух.
(Эта последняя немощь благородного ума).
Презирать наслаждения и жить в трудах;
Но мы надеемся найти справедливое вознаграждение,
И думайте о том, чтобы вспыхнуть внезапным пламенем,
Идет слепая фурия с отвратительными ножницами,
И перерезает тонкую нить жизни.