The Strange Death of Europe: Immigration, Identity, Islam

Но более глубокий духовный момент в романе кроется именно в размышлениях Франсуа о своем научном интересе. Уэльбек (как и многие его литературные критики) предполагает, что его читатели будут незнакомы с творчеством Гюисманса, но значительная часть из них читала или хотя бы слышала о романе "Против природы" (A Rebours), одном из центральных текстов французского декаданса конца XIX века. К моменту начала действия романа Франсуа устает от своего увлечения Гюисмансом, как многие ученые устают после того, как их первая любовь перекрывается годами одинаковых лекций и вопросов. Но выбор Гюисманса в качестве постоянного присутствия в романе очень важен, потому что по мере его развития Франсуа не только заново открывает для себя часть своей страсти к Гюисмансу, но и сталкивается с одной из центральных проблем жизни Гюисманса. Как и многие его современники-декаденты по всей Европе, Гюисманс в конце концов был принят в Римско-католическую церковь. Этому пути Франсуа пытается подражать, в то время как вокруг него все рушится, а намеки, а затем спорадические и шокирующие вспышки насилия становятся обычным делом во всей Франции.

Франсуа даже возвращается в монастырь, в котором Гюисманс обрел свою веру и в котором молодой Франсуа провел некоторое время в поисках своего литературного кумира в юности. Он сидит перед той же Мадонной, и его размышления устремлены к той же цели. Но ему это не удается: он может вернуться к истокам, может даже открыться моменту, но не может совершить необходимый прыжок веры. И тогда он возвращается в Париж, где университетские власти - теперь уже исламские - объясняют Франсуа (которого они щедро одарили пенсией) логику ислама. И не только логику того, что он вернет себе карьеру в Сорбонне, если обратится в ислам, но и логику того, как это отразится на других сферах его жизни. У него будут жены (до четырех, и моложе - если он захочет - даже чем его обычные вкусы). И, конечно, он впервые станет частью сообщества, имеющего смысл. Он сможет продолжать наслаждаться большинством из тех немногих удовольствий, которые у него были, и получит гораздо больше, чем считал возможным, в плане комфорта. В отличие от прыжка, необходимого для того, чтобы стать католиком, логика ислама практична и в обществе, созревшем для подчинения, становится неопровержимой.

Еще до выхода романа в свет вокруг "Представления" стоял вопрос о том, насколько правдоподобно видение романа. С момента публикации на этот вопрос, кажется, был дан ответ. Бесконечные мелкие детали рифмуются. Например, в преддверии решающих выборов французские СМИ и ведущие политики намеренно замалчивают истории, представляющие реальный интерес. Французские читатели вспомнят события декабря 2014 года во Франции, когда мусульманские экстремисты с криками "Аллаху Акбар" въезжали в толпы людей, а политики и СМИ отмахнулись от этих событий как от бессмысленных дорожных инцидентов. Есть и портрет лидеров еврейской общины, которые остаются рядом, чтобы льстить своим врагам и вести переговоры в свою пользу, несмотря на то что все предвещает уничтожение их общины. И, конечно, самый правдивый замысел романа - это изображение класса политиков, которые так хотят казаться прежде всего "антирасистами", что в итоге льстят и отдают свою страну в руки самого страшного и быстрорастущего расистского движения своего времени.

Но важнее политического анализа - диагноз общества. Если Уэльбек и возвышается над большинством современных романистов, то только потому, что он осознает глубину и масштабность вопросов, стоящих сейчас перед Западной Европой. Самое удачное стечение обстоятельств в его карьере - то, что его творчество достигло художественной зрелости вовремя, чтобы запечатлеть общество, переходящее от перезрелости к чему-то другому. Но во что именно? К декадансу и варварству или к спасению? И если спасение, то какое и чье?

Конец