– Почему? За что? Почему ты не можешь остаться мужчиной и просто сказать, что не любишь меня больше? Зачем тебе нужно обязательно уничтожить меня? – Бурные рыдания, далее неразборчиво.
– Машенька, я очень сильно напился... Наверное, ты позвонила не вовремя...
– Ты сам мне позвонил!
«Оба-на!» Сажусь на корзину с грязным бельем, закуриваю, смотрюсь в зеркало.
– Ты разрезал меня на кусочки!
– Я не пластический хирург! – Вид неважный, конечно.
– Ты изнасиловал меня!
– Бывало! – Надо сказать сегодня Роберту, чтобы грима побольше дал.
– Ты ненавидишь людей!
– Да чего уж там! – Где бы мне сегодня с Наташей поужинать?
– Ты! Ты!! Ты!!!
– Господи, да я с ума сошел от этой частоты! – «Кофемания»? Слишком читаемо. «Солянка»? Надо подумать.
– Тебе нравится издеваться над людьми, и знаешь, почему?
– Почему? – Пригласить ее домой после кофе?
– Это от твоих комплексов!
– Ух ты! – Интересно, она любит фотографию?
– Этот твой вечный комплекс неполноценности!
– Точно, это он и есть! – Может, предложить кино посмотреть? Судорожно вспоминаю, что у меня ультранового из видео, кроме порнухи.
– Однажды, Андрюша, ты найдешь меня повесившейся, или отравившейся или... впрочем... – снова дикие рыдания, – тебя это не тронет. Просто вспомни в тот день, что я любила тебя...
– Ты дома?
– А что? – Вопрос явно неожиданный.
– Я приеду через двадцать минут.
К тому моменту, как я, чуть не попав под троллейбус, поругавшись с дамой в «Рено» и успев зарулить в хозяйственный магазин, поднимаюсь на Машин этаж, рубашка на спине окончательно намокает от пота. «Каким правильным было решение надеть черную!» – успеваю я подумать, прежде чем дверь ее квартиры открывается. Маша опять в офисном – то ли пришла с работы, то ли еще не ушла, то ли она всегда на работе.
– Я просила тебя! – истерично начинает она, приблизив растопыренные ладони к своему лицу.
– Не сейчас! – отодвигаю ее, иду в комнату, поднимаю голову к потолку. – Эта? Нет, слишком изящна.
– Какого черта?! – Маша семенит за мной, пока я последовательно обхожу спальню, комнату и коридор, приговаривая себе под нос: «Вряд ли!».
– Может быть! – Наконец я останавливаюсь на кухне, достаю из заднего кармана скрученную веревку, скорее мини-канат, и оценивающе смотрю на потолочный светильник. – Да, этот точно выдержит!
– Что ты делаешь?! – кричит Маша.
– Собираюсь аккуратно снять люстру, потом привязать к потолочному крюку веревку, смастерить петлю. – Я хватаю рукой стул. – Можно, я на него встану? Не сломается? Впрочем, какая разница!
– Прекрати это! – Она довольна сильно отталкивает меня двумя руками, так, что я отлетаю к стенке. – Скотина! Убирайся отсюда! Вали!
– Я сначала люстру сниму, окей? – ледяным тоном замечаю я.
– Я не хочу тебя больше видеть, исчезни из моей жизни, тварь!
– Я в ней даже статистом не играл, зайка! – Достаю сигареты, закуриваю.
– Пошел вон из моей квартиры! – Маша начинает осыпать меня ударами.
– Она не твоя, ты ее снимаешь. – Сигарета выпадает из моих рук.
– Ты так и умрешь ничтожеством!
– Надеюсь, не скоро.
– Я позвоню брату, он тебе ноги сломает! – Она продолжает меня колошматить, а я уворачиваюсь и отступаю в прихожую.
– Почему именно ноги?
– Он тебе морду набьет!
– У меня съемки, может, по морде не надо?
– Я ненавижу тебя!
– Пожалуй, уже лучше! – Я бросаю веревку ей под ноги, открываю входную дверь.
– Когда-нибудь ты поймешь, что такое потеря!
– Потеря – это, конечно, ты, правда?
– Когда-нибудь поймешь! – задыхается она.
– А ты, я надеюсь, когда-нибудь поймешь, что конец истории – это конец истории. Что спекулировать на самоубийстве низко, а искать любви там, где ее никогда не было, – глупо.
– Ты подонок! – шипит она.
– Я когда-то говорил обратное? Зато ты – богиня! Но слишком навязчивая.
Выхожу из квартиры, закрываю за собой дверь. Лифта не жду, спускаюсь по лестнице.
– Завтра о том, кто ты на самом деле, узнает вся Москва, уж я постараюсь! – звучит сверху.
– Не трать время, они уже в курсе: я ничтожество! – отвечаю, задрав голову.
– Не забудь купить своей провинциальной дешевке новое белье!
– А ты не забудь потушить сигарету, я ее на кухне уронил. Иначе сама без белья останешься!
– Не переживай, ничтожество!
– Ах, я же забыл: змеиная кожа не горит!
Дохожу до первого этажа, замедляю шаг, восстанавливаю дыхание и сажусь на бордюр. Закрываю глаза, утыкаю голову в ладони.
– Что с вами, молодой человек? – звучит слева.
– Что? – поднимаю голову, смотрю на благообразную женщину лет шестидесяти.
– Вам плохо? – уточняет она.
– Если бы...
Духота
Ближе, на сантиметр ближе
На миллиметр ближе,
На сколько можно,
На толщину кожи.