The Взгляд

Конечно, каждый имеет право на собственное мнение и, вероятно, я мог бы поспорить и с Региной Ильченко, и с Ваней Демидовым, и с самим Любимовым по сути их рассуждений, но это никого не интересовало, да и мне говорить особенно не хотелось, так как по выступлениям и отдельным репликам я понял, что мое интервью многие просто не читали. Повторяю, любая позиция, высказанная честно и открыто, имеет право на существование, как бы она не нравилась либо наоборот кому-либо. Но тогда, в январе 91-го, о выяснении позиций разговор не шел. Но ни откровенное хамство, ни передергивание фактов, ни злобные реплики не потрясли меня тогда так, как молчание многих, а особенно того, кто назывался моим приятелем, того, с кем мы провели не только сотни часов в монтажных, на съемках, в командировках, но и десятки часов в откровенных беседах у меня дома, куда он был вхож в любое время суток и где его искренно и нежно любили. Мало того, что и Политковский промолчал. Во время летучки он тихо, незаметно пересел от меня туда, где бушевала команда Любимова…

– И все это стало для тебя неожиданностью? Ты не готов был к последствиям?

– Еще в 1978 году, когда я переехал из Ленинграда в Москву и меня взяли на работу администратором в Главную редакцию программ для молодежи ЦТ, я был убежден, что уйду из нее только на пенсию. И все годы моей работы там те, кто составлял костяк редакции и имена которых знала вся страна, и те, чьи фамилии в титрах наших передач мало что кому-нибудь говорили, передавали мне свои знания, опыт, мастерство. И не только в профессиональном плане. Меня учили жизни, в полном смысле этого слова. И я до последних дней буду помнить об этом. Именно благодаря этим замечательным людям я прошел путь от администратора до главного выпускающего программ и ведущего «Взгляда». И как хотелось работать дальше! Но руководство редакции и телевидения вместе с ВИDовскими кукушатами решили по-своему. На следующий день после этого гнусного спектакля главный редактор Пономарев заявил мне, что, конечно, как депутат я могу остаться работать в редакции, но товарищ Кравченко считает, что с моими политическими взглядами в идеологической организации, которую возглавляет коммунист, мне делать нечего. Кроме того, есть коллективное письмо, в котором мои коллеги отказываются со мной работать. Это было уже слишком. Я потребовал показать мне его. И что же выяснилось? Действительно, четыре человека подписали такое письмо-отречение. Одна фамилия мне была вообще неизвестна. Две другие подписи принадлежали девочкам, которые пришли в редакцию два месяца назад, редактировали тексты Кириллова и к «Взгляду» практически не имели отношения. А возглавляла список «отреченцев» подруга моей бывшей жены, в свое время написавшая «разоблачительное» письмо-пасквиль руководителям редакции. А теперь давай думать: кто от этого выиграл? Я, естественно, проиграл. Потому что потерял то главное, ради чего жил. Не просто работу, а работу любимую, работу, которую, ей-Богу, знал и умел делать не хуже, а лучше многих. К сожалению, дрязги и скандалы в творческих коллективах, в том числе в телевизионных редакциях, неизбежное зло. Но не везде. Мой небольшой опыт работы в составе команды фирмы Донахью и в Москве и в Нью-Йорке говорит о том, что там все без исключения работают на одного – лидера, чаще всего ведущего программы. Это ставит все и всех на свои места. И места для амбиций, сплетен, доносов там нет и быть не может. Случайные из таких команд изгоняются немедленно, иначе страдают все. То есть работают только те, кто может работать. У нас же все наоборот. Стоит тебе доказать делом, что ты можешь работать не только за кадром, но и в кадре и быть лидером команды, как ненависть твоих же коллег растет прямо пропорционально твоей популярности, причем не тех, с кем ты работаешь непосредственно, т. е. режиссеров, авторов, операторов (которые и делают в конечном счете тебя звездой), а тех, кто при этом лишь присутствует, вечно жалуясь на маленькую зарплату, огромную занятость и некомпетентность и бездарность лидера.

– Ты считаешь, что Мукусев и «Взгляд» суть тождественные вещи?