«ТИ-ВИ»

— Вот спасибо. А я хотел ругаться.

— Зачем же ругаться? — сказал парень. — Знаете, как я с вами намучился? Вот тут, например, написано: «Гость бросает Степана в погреб и бежит к окну. Он толкает окно, но оно не открывается». Заело вроде бы, так? И только со второго раза рама распахивается и Гость выскакивает в огород. То есть как бы получается, что даже и окно против него. Правильно я понял творческий замысел?

— Точно, — сказал Сергей Иванович.

— Ну так вот, — сказал парень, — написать, конечно, легко. А как на самом деле быть, в плотницком, так сказать, смысле?

— Не знаю, — сказал Сергей Иванович.

— Да уж, — сказал парень, — пришлось нам всем голову поломать! Зато теперь — попробуйте!

Мы пошли в другое помещение, где стояла стена избы с застекленным окном.

— Пожалуйста, — гордо сказал парень, — толкайте!

Сергей Иванович толкнул раму.

Не открылась.

Толкнул второй раз.

Открылась!

Закрыли. Теперь толкал я. Но все равно окно открылось только со второго раза.

— Как вам это удалось? — спросил Сергей Иванович.

— Секрет! — ответил парень в стружках, довольно улыбаясь.

ПОГОНЯ

— Дела идут, — говорил Сергей Иванович, — теперь осталась одна загвоздка — последняя сцена. Гость вскакивает на улице в чей-то мотоцикл, заводит и пытается скрыться, гонит по шоссе. А за ним погоня. Сразу видно, что автор писал неопытный. Не знает телевизионной специфики. Ишь размахнулся! Гонки устроил! Это в кино можно устраивать гонки, а у нас в студии очень-то не разъедешься. Ну где взять телевизионных авторов? И вообще будут они когда-нибудь?

— Будут, ответил я.

— Ну спасибо, успокоил, — сказал Сергей Иванович, но пока что как быть с этим эпизодом? Здесь надо особое решение найти! Телевизионное! Это в кино можно — гонки, автомобили! А в телевидении главное средство выражения — лицо. Не то что главное, а почти единственное. Остальное только помогает. Ага, — обрадовался он, — так и сделаем! Будет видна одна только его голова, руки, трясущийся руль мотоцикла и зеркальце над рулем. И будет он в это зеркальце все время поглядывать. И вдруг на лице испуг — видно, погоню заметил! Дал газу, оторвался, и лицо стало поспокойнее. Потом опять все испуганнее — видно, снова нагоняют. Вот так. И представляешь, — сказал он, — такие задачи приходится решать каждый час. Нет, что ни говори, а нужен на телевидении режиссер!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЗА ТЕХ, КТО В КАДРЕ!

— Ну вот, — сказал Сергей Иванович, некоторых невидимок ты теперь знаешь. А еще у нас есть «видимки», — которых видно или слышно. Тут мы имеем три основных фигуры.

Ведущий.

Комментатор.

Диктор.

ВЕДУЩИЙ

— Какое у телевидения первое дело? — продолжал он. — Первое дело, я считаю, — показать, какие у нас замечательные вокруг люди. Правильно?

— Правильно.

— И раскрыть, так сказать, их богатство.

— Какое богатство?

— Духовное.

— А-а-а!

Надо в каждом человеке найти то, что в нем особенное. И показать. И кто это, по-твоему, должен сделать?

— Не знаю.

— Ведущий.

СЛИШКОМ ПЛОХОЙ

— Можем посмотреть, — сказал он, — как раз сегодня передача «Клуба интересных людей». У нас там три ведущих: Шиняев, Баш и Плужник.

Сергей Иванович включил телевизор в углу комнаты. Сейчас на включенном экране стоял стол, а за столом сидели двое, один из них военный.

— Это знаменитый испытатель Мосолков, — сказал Сергей Иванович, — а это ведущий наш, Шиняев.

— Итак, — неестественно улыбаясь, заговорил Шиняев, сегодня у нас в гостях знаменитый летчик-испытатель Георгий Иванович Мосолков.

При слове «знаменитый» Мосолков вздрогнул. Видно, это слово ему не понравилось.

Неправильно ведет себя. — забормотал Сергей Иванович. — Первое, что должен сделать ведущий, — это снять с собеседника напряжение, чтобы тот забыл и о камере, и о лампах, уютно себя почувствовал, среди друзей. Пошутить. Посмотреть друг на друга. Даже полюбить, если можно.

А вы вообще-то кто? — неожиданно спросил Мосолков.

— Я? — Шиняев растерялся. — Я вообще-то здесь этот... ведущий...

— Эх, не получается! — вздохнул Сергей Иванович. — У ведущего реакция должна быть, как у летчика. Чтоб при любых оборотах не теряться. За словом в карман не лезть.

— Ну хорошо, — сказал примирительно Мосолков. — ведущий. Буду знать. Вы ведущий, а я, значит, ведомый. — Мосолков засмеялся.

— Все, — сказал Сергей Иванович, — забивает он нашего Шиняева!

Шиняев молчал, бледнел, шевелил губами.

— Что вы сказали? — наконец спросил он.

— Это в авиации у нас так называется, — объяснил Мосолков. — Летчик, летящий впереди, — ведущий, а за ним, в следующем самолете, — ведомый.

На экране была пауза.

— Георгий Иванович, — наконец сказал Шиняев, — расскажите, пожалуйста, о ваших последних испытаниях.

— С удовольствием, — ответил Мосолков, — только о каких именно? У меня ведь их было очень много. Не могли бы вы сказать конкретнее?

Шиняев что-то пробормотал.

Они вяло переговаривались еще минут пять, и оба заметно мучились.

Сергей Иванович крякнул.

— Не смотри, — сказал он. — Самый плохой ведущий тот, который не знает, о чем спрашивать.

СЛИШКОМ ХОРОШИЙ