Тяга к свершениям

Дульцов остановился, и посмотрел в глаза Роману. В лице у него отразилось все то воодушевление, которым была ярко окрашена его длинная речь: губы его приоткрылись в едва заметной улыбке, брови слегка приподнялись, делая взгляд боле открытым, глаза блестели и выражали абсолютную убежденность и нацеленность. По всему было видно, что он не высказал еще главную свою мысль и сделал паузу для того только, чтобы попытаться определить для себя – интересны ли собеседнику его слова, стоит ли идти до конца и озвучивать то, в чем он так сильно был убежден. Роман, который все это время внимательно его слушал, смотрел на друга не произнося ни слова, ожидая той ключевой мысли, к которой он так упорно и красноречиво подводил его, и которая все еще сидела в Дульцове, будоража и распаляя его изнутри.

– Ты прекрасно знаешь, что всего каких-нибудь двести лет назад в обществе были широко распространены дуэли, – продолжил Дульцов спокойно и размеренно, совладав с собой за время этой короткой паузы настолько, что теперь только его горящие глаза выдавали сильнейшее внутреннее волнение. – Эти дуэли проводились с использованием холодного или огнестрельного оружия и часто заканчивались смертельным исходом или серьезными ранениями дуэлянтов. Как правило, в них участвовало два человека, и их смысловым посылом была защита поруганной чести и достоинства – своей или своих близких.

Такой подход был вполне в стиле Дульцова. Прежде чем перейти к сути вещей, он зачастую начинал издалека, описывая предмет разговора в мельчайших подробностях, желая, чтобы слушающий принял во внимание любые, пусть даже самые очевидные для него нюансы, но которые, если о них умолчать, он мог бы и не учесть.

– Причем словосочетание «поруганная честь», – продолжал Дульцов, – в то время означало не физическое изнасилование, как сейчас. Совсем нет – оно даже близко этого не подразумевало! Поводом к дуэли могло послужить, например, оскорбительно произнесенное прилюдно в адрес другого человека слово «рогоносец» или даже, такое безобидное сейчас ругательство, как «дурак». То есть, из логики поведения тех времен вытекает, что если я, например, в офисе, в присутствии твоих коллег назвал тебя дураком, то самым правильным для тебя ответным действием должен быть вызов меня на поединок, на котором мы, скорее всего, друг друга покалечим или убьем… Поведение наших взрослых предков еще каких-нибудь двести лет назад мало чем отличалось от поведения современных детей. Услышав оскорбление в свой адрес, они, как и сегодняшние подростки, воспринимали это с болезненным возмущением, и их реакцией было желание наказать обидчика, причем наказать еще более серьезно, чем нанесенная им обида. Такая неадекватная, примитивная ответная реакция сохранилось сейчас, пожалуй, только у школьников, и с точки зрения современного общества она выглядит, как минимум чрезмерной, а скорее даже глупой. Ты же прекрасно понимаешь, что если я назову тебя прилюдно дураком, стоит тебе начать отвечать мне словесно или, тем более физически, как ты сразу покажешь свою слабость; кроме этого, ты дашь повод окружающим задуматься в справедливости высказанных в твой адрес оскорблений, коль скоро ты так неадекватно и болезненно на них реагируешь. Лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации, так это, сохраняя чувство собственного достоинства, проигнорировать мое оскорбление, и в этом случае дураком буду выглядеть именно я – несдержанный и грубый болван; а ты наоборот окажешься на высоте… Человечество ускоренно эволюционирует в своем духовном и моральном развитии. Современный молодой человек в свои двадцать пять лет по мудрости (я говорю не про накопленные знания и владение научными фактами, что само собой разумеется, а именно про житейскую мудрость) соответствует глубокому старику времен наполеоновских войн. Общество становится мудрее – а в чем заключается мудрость в данном конкретном случае? В отношении к словам! – в этот момент голос Дульцова стал звучать значительно тверже. – Надо легче относиться к сказанному. Любые слова можно истолковать совершенно по-разному, а значит надо перестать воспринимать все так болезненно и преувеличенно, подобно детям или нашим мнительным предкам. Надо спокойнее относиться не только к своим словам, но и проще реагировать на слова окружающих, которые возможно нас задели. От этого человек только выигрывает. Слова – это всего лишь слова, – произнеся это, Дульцов резко замолчал. Взгляд его прояснился; он мгновенно успокоился, даже как-то обмяк в кресле, совсем опустив руки, которыми последние несколько минут активно жестикулировал, помогая своей речи.

Роман смотрел на него внимательно. Он был поражен. Опрометчиво открывая Дульцову свои душевные переживания, глубокие уголки своего внутреннего мира он даже подумать не мог, что все эти чувства так близки и знакомы его другу. «И как он просто все рассудил, – думал Роман про себя. – Может так и есть на самом деле, ведь интуитивно именно к этим заключениям я и склонялся?».