Тиара скифского царя

– Да никто бы от этого не пострадал, поверьте. Но они меня уволили и сказали, что я им обязан за то, что не по статье, а по собственному.

– Видите, как хорошо, – тут же подхватила Лиза. – Это значит, что вы можете устроиться в другую компанию.

– Это значит, что я уже никуда не устроюсь, – буркнул Игорь. – Слышали такое выражение – сарафанное радио? Мои коллеги разнесут эту весть по всему летному миру. С самолетами завязано, понимаете?

Она промолчала.

– Это значит, что завязано и со мной, – продолжал он, – ибо больше я ничего не умею, да и не хочу уметь. Я летчик – и точка. Либо летать, либо… Другого варианта для меня нет.

– Может быть, просто нужно подождать? – спросила она деликатно. – Просто подождать – и все. История забудется, и вы сможете летать.

Он посмотрел на нее и усмехнулся:

– А жить на что? Слава богу, у меня нет детей, и жена сбежала три года назад. Но и я что-то должен есть и пить. Да и оплачивать квартиру тоже.

Лизе стало его нестерпимо жалко, хотя она зарекалась не жалеть мужчин.

– Вы можете пожить у меня. – Женщина не заметила, как слова сорвались с ее языка. – У меня целых три комнаты. А вашу квартиру будете сдавать. На вырученные деньги можете покупать продукты. И учтите, что я на вас не претендую. Я тоже совершенно одна, но это не значит, что вы должны оказывать мне услуги сексуального характера.

– А для меня это было бы приятно. – Он поправил волосы. – Вы что, пустите в квартиру незнакомого мужчину? Что, если вся моя история – жалкая выдумка?

Лиза покачала головой.

– Я не психолог, но чувствую людей, – ответила она серьезно. – Но паспорт у вас проверю, если вы не возражаете. Да и красть у меня особо нечего. Когда-то были драгоценности, но я проела их в нелегкое время. Так что живу я более чем скромно. Впрочем, сами увидите. Ну что, идемте?

Он широко улыбнулся, и возле серых глаз собрались морщинки.

– Давайте сначала доедим. За это придется платить, а я не люблю выбрасывать деньги на ветер.

– Давайте, – согласилась она. – Не знала, что в этом кафе такие вкусные пирожные. Кофе здесь пью часто, а сладкое никогда не заказывала.

– Если вы бережете фигуру, напрасно теряете время. – Он подмигнул. – У вас она идеальная.

«Игорь не добавил: «Для вашего возраста», – отметила про себя Лиза.

Может быть, она не казалась ему такой старой? Или на безрыбье и рак – рыба? Впрочем, какое безрыбье, она сама предложила ему пожить в ее квартире.

– Нет, дело не в фигуре, просто так получилось. – Лиза покраснела и быстро доела маленькое, пахнувшее детством пирожное.

Игорь не встал, пока не опустошил блюдо с нарезкой.

Лиза заметила, что он помедлил, прежде чем бросить в плетеную корзинку, в которой официантка принесла счет, деньги, и она подошла к стойке бармена, где всегда расплачивалась картой.

Мужчина не сказал ни слова, будто бы и не заметил этого.

– Ну, показывайте ваши хоромы. – Он предложил ей руку, и женщина с благодарностью оперлась на нее.

Она почувствовала: в ее жизни наконец снова появился мужчина. Может быть, ненадолго, может быть, как квартирант, но зато она не будет такой одинокой, какой была все эти годы.

Глава 11

Очаков, 1891 г.

Яков Нахумович, считавшийся в Очакове лучшим камнерезом и скульптором в одном лице, маленький, шарообразный, с короткими кривыми ножками, с выпученными рачьими грязно-зелеными глазками и толстой короткой шеей с выпуклым затылком, заросшим курчавыми седыми волосами, в то время как круглая голова с каждым годом становилась все более и более гладкой, колдовал над памятником жене одного очаковского чиновника. Убитый горем муж требовал мраморный постамент и ангела, скорбно восседавшего на этом постаменте в позе Роденовского мыслителя.

Все это было под силу опытному мастеру, однако вдовец хотел, чтобы у ангела было лицо его обожаемой Церцилии, и вот тут Нахумовичу приходилось дергать себя за остатки волос, чтобы придумать, как выкрутиться из щекотливого положения.