— Я порой забываю, что ты личность совершенно не честолюбивая, дражайший мой премьер-министр.
— Ты прекрасно знаешь, Кааврен, что честолюбие у меня есть. Но я знаю, что удовлетворив его, теперь моя цель — доказать себя достойным положения, к которому меня привели честолюбивые устремления.
— Друг мой, тебе не стоит доказывать мне справедливость своих деяний, и мы изрядно отклонились от темы разговора.
— Ничуть, Кааврен.
— Как так?
Пел вздохнул.
— Тема эта касается исключительно блага Империи.
— Дорогой мой Пел, если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, тебе следует сказать, что именно, и тогда я смогу это сделать.
— Не сделал, друг мой. Узнал.
— Мне представляется, что мы узнаем, что происходит, когда все заинтересованные личности сойдутся вместе.
— Ты так полагаешь?
— Клянусь конем! Я надеюсь!
— И все же…
— Пел, что ты такого хочешь узнать, о чем мне раньше не говорил?
Йенди вздохнул.
— Порой я сожалею… но вероятно, жаловаться бессмысленно, так ведь?
— Я во всяком случае смысла не вижу.
— Мой старый друг, ты что, смеешься надо мной?
— Исключительно по-дружески, Пел.
— Тогда ладно.
— Могу я оказать себе честь повторить вопрос? Что ты такого хочешь узнать, о чем мне раньше не говорил?
— Кааврен, я знаю, ты помнишь ложное вторжение дженойнов.
— Разумеется.
— И несомненно, помнишь и настоящее, что произошло несколько ранее, у Малого моря.
— Меня там не было.
— Тебя — нет, но был кое-кто другой.
— Сетра Лавоуд.
— Ну, да, но я имел в виду не ее.
— Военачальница?
— Она тоже там была, однако…
— Пел, не заставляй меня гадать.
— Граф Сурке.
— Что ты такое говоришь?
— Я говорю, что этот Сурке — лорд Талтош, джарег — впервые был у Малого моря, когда дженойны пытались к нему пробиться. А потом стал целью пресловутого ложного вторжения. И вот сейчас он снова здесь. Я хочу знать, что делает этот выходец с Востока и почему он это делает. Я хочу знать его планы и намерения. Арестовать его нельзя, потому что он подружился с ее величеством. Но он — загадка, а это меня беспокоит.
— И ты хочешь, чтобы я узнал…
— Все возможное о нем.
— И не попросил меня, потому что…
— Такого расследования ее величество не одобрила бы, в твои обязанности входит все сообщать ей, а ты, друг мой, обладаешь неприятной привычкой выполнять свои обязанности.
— Это верно, такая привычка у меня есть.
— Итак?
— Что ж, я понял.
— Я рад, что это так.
— Более того…
— Да?
— Я даю тебе слово, что если узнаю что-либо интересное тебе, то немедля об этом сообщу, и приложу все доступные мне усилия, чтобы выяснить все возможное относительно этого выходца с Востока и его намерений.
— Спасибо, Кааврен. Спасибо от всей Империи.
— О, Империя никогда и никому не говорит «спасибо», разве только порой это делают те, кто ее воплощают; но твою благодарность я приму с удовольствием.
— Прими уже сейчас, это подарок.
— И подарок весьма ценный, заверяю тебя.
Пел встал, поклонился и ушел. Кааврен остался сидеть, погруженный в былые воспоминания. Потом покачал головой, улыбнулся и вернулся к своим обязанностям.
Шестая глава
Когда наступила торжица, Кааврен собирался прибыть на место за три часа до срока, но оказался там за полных пять часов. Место в его случае было заполнено деревом, деревообрабатывающими инструментами и всевозможными ароматами древесины, различных масел и смесей, которыми пользовались мастера. Запахи эти воскресили в голове Кааврена приятные воспоминания тех дней, когда он еще ребенком проводил время у отцовского плотника — приятный пожилой креота знал уйму баек и обладал удивительно искусными руками.
Кааврен обменялся несколькими словами с колесным мастером, молодым джагалой, которого переполняли новые идеи — каковыми, возможно, Кааврен заинтересовался бы, имей он отношение к ремеслу изготовления колес. К счастью, сегодня бригадир никуда не торопился и охотно издавал звуки, свидетельствующие об его вежливом интересе, пока наконец не позволил беседе перейти к тому вопросу, который действительно его интересовал — а именно, чтобы в обмен на несколько монет колесник позволил Кааврену тихо посидеть у себя в лавке. Владелец, разочарованный утратой возможного клиента, тем не менее обрел утешение в звонких монетах; Кааврен аккуратно отметил в блокноте сумму расходов и занялся намеченным делом.
День был теплым, а сумрак таким светлым, что здания и прохожие порой отбрасывали тени. Кааврен прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди и приготовился ждать. Со своего места он наблюдал за появлением и уходом посетителей «Совиных лап». Пожалуй, гостей было более двадцати. И неудивительно, ведь «Совиные лапы» стояли здесь еще до Междуцарствия, и славились далеко за пределами Адриланки как заведение с отменной кухней, еще лучшим вином и превосходящей его музыкой. Здание было каменным, в два этара, а над дверью имелась вывеска, изображавшая голову совы над лапами той же птицы. Почему заведение называлось «Совиные лапы», а не «Совиная голова», оставалось скрытой во глубине веков загадкой.