Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

В этот час победное кольцо мое
В огненную выгнулось черту.[647]

Но мы знаем, что это лишь мечта об освобождении и что на самом деле кольцо превратится в мертвую петлю, от которой ее спасет только чудо.

Искушает ее черт или делает вид, что искушает, лишь в третье посещение, уже здесь, в Париже. Соответственно с временем и местом изменяется и его внешний облик.

Он приходит теперь не так.
Принимает он рабий зрак.[648]

Это уже не ангел в темной одежде, прячущий лицо под романтическим плащом, как в <19>05 г.; не красный дьявол в образе чекиста-палача, какие ходили с обыском после октябрьского переворота, это — скромный эмигрант-обыватель, шофер такси или рабочий на обойной фабрике, полуинтеллигент с интересом к литературе, усердный посетитель «Зеленой лампы», а может быть, даже воскресный гость на авеню дю Колонель Бонэ, куда он проник под видом «молодого поэта».

Но это черт. И он ее искушает. Зная ее слабость ко всякого рода выдумкам, он ей предлагает забавную и как бы невинную игру:

Хочешь в ближнего поглядеть?
Это со смеху умереть!
Назови мне только любого.
Укажи скорей хоть кого,
И сейчас же тебя в него
Превращу я, честное слово!

Она слушает благосклонно, не догадываясь, что перед ней черт. И ободренный черт продолжает:

На миг, не на век! — Чтоб узнать,
Чтобы в шкуре его побывать…
Как минуточку в ней побудешь —
Узнаешь, где правда, где ложь,
Все до донышка там поймешь,
А поймешь — не скоро забудешь.

Тут выражение ее лица меняется. Она узнала гостя и принимает надменно-холодный вид. А черт беспокоится:

Что же ты? Поболтай со мной…
Не забавно? Постой, постой,
И другие я знаю штучки…

Но она не отвечает.

Уходи — оставайся со мной,
Извивайся, — но мой покой
Не тобою будет нарушен…
И растаял он на глазах,
На глазах растворился в прах,
Оттого, что я — равнодушен…

Скажем прямо: и эта ее победа над чертом — не более как мечта о победе. Она хотела бы, чтобы так было, на самом же деле черт и в этот раз приходит на готовое и лишь «констатирует факт». Искушенью, какому он ее подвергает, она поддалась уже давно, и ее равнодушие — напускное. Редко, когда ее сердце билось с такой силой, как в это третье свиданье. Она поняла сразу, зачем он пришел: выпытать те восемь слов, что она скрыла от всех, но о существовании которых он неизвестно как пронюхал. Вот истинная цель его визита.

Больше она с ним в жизни не встретится. Однако это еще не конец…

А душу ближнего она знает как свои пять пальцев. Насмотрелась на нее, слава Богу, достаточно, узнала, где в ней правда, где ложь, все поняла до донышка…

Как Бог, хотел бы знать я все о каждом,
Чужое сердце видеть, как свое.[649]

Вот и узнала, и увидела, и, не выдержав, отвернулась с «брезгливым презрением».

Ни слов, ни слез, ни вздоха, — ничего
Земля и люди недостойны.[650]

«Мне — о земле — болтали сказки: «Есть человек. Есть любовь. А есть лишь злость. Личины. Маски. Ложь и грязь. Ложь и кровь». В другом стихотворении, «Страшное»[651], она говорит:

А самое страшное, невыносимое —
Это что никто не любит друг друга.

Если никто, то, значит, и она никого не любит. Но ведь не всегда было так. Когда-то она вглядывалась в человеческую душу с любовью и тогда видела другое.

В углу под образом
Горит моя медовая свеча.
Весной, как осенью,
Горит твоя прозрачная душа.

Душа, сестра моя!

Как я люблю свечи кудрявый круг!
Молчу от радости,
Но ангелы твои меня поймут.[652]

«Я была имеющая много», — вспоминает она в «Заключительном слове». А теперь у нее, кроме ее греха да восьми незаписанных слов, — ничего.

Все умерло в душе давно.
Угасли ненависть и возмущенье.
О, бедная душа! Одно
Осталось в ней: брезгливое презренье.[653]

Грех свое дело сделал: убил душу. Богоубийство — самоубийство. Но у этого страшного греха два имени — одно для России — свободоубийство.

Народ, безумствуя, убил свою свободу
И даже не убил — засек кнутом.[654]