Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

И не случайно, конечно, стороне идеологической отведено в объемистой хрущевской «Истории» количество страниц минимальное (4). В этом пункте мнения сходятся: ни ямба от хорея, ни Маркса от Энгельса Хрущев не отличает и не смущен этим нисколько. Сталин, по сравнению с ним, «мыслитель» и «мудрец», и его «Краткая история», как говорится, «кишит идеями», поскольку можно идеями называть полуистлевший марксистский хлам.

Но, что бы Хрущев ни делал, его «дыра» не затыкается. Даже луна и та не помогла. Отправляясь в американскую поездку, он потащил с собой жену и детей как неопровержимое доказательство реальности своего бытия. Но американцы встретили его холодно, почувствовав в этом «добродушном толстяке», каким он хотел казаться, именно отсутствие доброты и человечности. Прием был настолько сдержан, что — небывалый случай в истории Соединенных Штатов — правительство обратилось к населению по радио, прося его быть любезным с русским гостем. Это произошло после визита Хрущева в Холливуд — столицу самого призрачного из всех искусств, что тоже не лишено известного символизма, не говоря уже о присутствии Хрущева на съемке кафешантанного фильма.

И России, и Америке нужен мир. Но говорить о мире Хрущев мог бы лишь в том случае, если бы он из делегата коммунистической партии превратился в представителя русского народа. Вот когда он потерял бы свою призрачность.

Но, к сожалению, этого не случилось.

Троцкий разоблачает [386]

В 1952 г. был найден неизвестный дневник Троцкого — три записные книжки 1935 г., ныне появившийся в английском переводе («Troltaky’s Diary in Exile 1935», Faber and Faber London). В этом дневнике наряду с фактами уже известными есть новые, которые мне хотелось бы здесь отметить, хотя прямого отношения к литературе они не имеют. Но отделять сейчас литературу от политики, пожалуй, так же трудно в эмиграции, как в России.

В 1935 г. Троцкий уже находился в изгнании, сначала во Франции, потом в Норвегии. В своих записях он главным образом касается текущей политики и предается воспоминаниям о своей революционной деятельности и той роли, какую играл в России в качестве «военного министра».

В дни октябрьского переворота он вместе с Лениным был в Петербурге. «Если б в 1917 году я в Петербурге не был, — пишет он, — октябрьский переворот все равно произошел бы при условии, конечно, что руководство партией находилось бы в руках Ленина. Если бы ни меня, ни Ленина в те дни в Петербурге не было бы — не было бы и переворота. Его не было бы также, если б в Петербурге был один я, без Ленина».

Троцкий, по всей вероятности, прав. «Массы» за ним не пошли бы. Но когда он говорит о своей борьбе со Сталиным, он теряет чувство реальности. Ему кажется, что со своим Четвертым Интернационалом он, в 1935 г., для Сталина опасный политический противник. «Сталин, — пишет он, — не колеблясь ни минуты, устроил бы на меня покушение. Но он боится политических последствий, так как обвинение падет на него». Как известно, Сталин преспокойно уничтожил всех сородичей и единомышленников Троцкого и под конец добрался до него самого.

Что касается Екатеринбургского злодеяния[387], о котором одно время ходили слухи, будто оно совершено не по приказу из центра, а по почину местных властей, то из записей Троцкого ясно, что эти слухи не основаны ни на чем.

Когда в Москве стало известно о критическом положении в Сибири, Троцкий в заседании Политбюро потребовал скорейшего решения участи царской семьи. Он предложил гласный суд с разоблачениями всех недостатков и злоупотреблений царского режима. На это Ленин ответил, что хорошо бы так, да хватит ли времени? Троцкий на своем предложении не настаивал и уехал (он тогда был занят перестройкой Красной армии). А когда через некоторое время он в Москву вернулся, то от председателя Совнаркома Свердлова[388] узнал, что по приказу Ильича царь и вся его семья убиты.

С большими подробностями, чем в других своих произведениях, рассказывает Троцкий о намерении Ленина после того, как его разбил паралич, покончить самоубийством. Нужен был яд, и Ленин обратился к Сталину, зная, что он, будучи заинтересован в его смерти, из всех революционных вождей единственный, который ему в этом не откажет. Однако Сталин на это не решился и о просьбе Ленина доложил Политбюро, которое ее отклонило.

Самоубийством покончить собирался и Троцкий — тоже по причине болезни (высокое давление), но, по-видимому, раздумал. Завещание, однако, было написано. Оно приложено к английскому изданию.

Самое, однако, интересное — это воспоминание Троцкого о том, как советское правительство подкупало иностранную прессу, в частности, французскую газету «Le Temps».

14 февраля 1935 г. Троцкий записывает: «В 1925 г. (или в 1924 г.?) тогдашний советский полпред во Франции, Красин[389], вел переговоры с директором «Le Temps». Об этих переговорах Красин докладывал Политбюро, чтобы получить необходимые полномочия. «Le Temps» предлагала следующее: