Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

«В своих стихах он часто отталкивается от непосредственных жизненных впечатлений (также — от снов) и стремится выявить скрытую в них духовную основу, Божественную волю. Так, он часто вводит мотивы смерти, обращается к образам души ангелов, сатаны, рая и ада, затрагивает основы небесной и земной любви, а также посмертного существования и связи с умершими». Образный язык Злобина обнаруживает происхождение от символизма, это язык космических обобщений»[19]. Современные критики отмечали также, что стихи Злобина, вполне самостоятельные, носят в то же время отпечаток влияния Гиппиус.

Литературно-критические работы Злобина появляются большей частью после войны. В 1950-х годах он публикует свои статьи в основном под рубрикой «Литературный дневник». Мысли его постоянно обращены к России. В рамках рубрики он часто затрагивает вопросы политические, вернее, рассматривает жизнь в России, прежде всего литературную, через призму политических событий. Будучи убежденным антибольшевиком, Злобин разоблачает приверженцев коммунистического строя, предрекая их скорую гибель. Но он разделяет «человеков» и «человекообразных», лишенных воли и фантазии, которым не нужна идея свободы и на которых опирается власть. Его интересует многое: и съезд советских писателей, и преследования Б.Л. Пастернака, его отказ от Нобелевской премии, и то, почему М. А. Шолохов не стал писать продолжение романа «Поднятая целина», и постановки пьес по романам Достоевского. Так, он дает оценку спектаклям «Бесы», поставленным в России и Париже. При этом его рецензия далеко выходит за рамки отзыва на постановку, превращаясь в философское эссе о Боге и человеке.

Конечно, многое из того, что написал Злобин, принадлежит истории (XX съезд, Хрущев и т. д.). Но некоторые его статьи актуальны и сегодня, например, о тайном замысле США расчленить Россию через отторжение ее национальных окраин.

В числе самых важных тем, которые волновали Злобина, — роль первой русской эмиграции и оценка ее вклада в русскую литературу. Публицист убежден, что в сложных жизненных обстоятельствах русская эмиграция сохранила национальное достоинство, находясь на чужбине. С любовью он пишет о выдающихся поэтах и прозаиках русского зарубежья — Владимире Смоленском, Георгии Иванове, Владимире Набокове.

Злобин одинаково не приемлет и прагматичного Запада, и СССР. Обращаясь к товарищам по эмигрантским страданиям, он пишет в стихотворении «Накануне» (1952).

Ни Запада с его угасшей славой,
Пристрастья наших дедов и отцов,
Когда еще с Российскою Державой
Был крепок Мир, ни новых мудрецов,

Что, властвуя, готовят гибель мира,

Летящего неведомо куда, —
Мы не хотим, о нет! и наша лира
Не воспоет их рабство никогда.

В статье «Голос крови» содержится основополагающее мировоззренческое суждение Злобина об отношении к родине: «Расстояние, отделяющее нас сейчас от России, приблизительно то же, как в начале изгнания. Но тогда мы от России отдалялись, отталкивались, теперь же к ней приближаемся».

В.А. Злобин мечтал, как и большинство изгнанников, побывать когда-нибудь на родине. Однако этому не суждено было сбыться. После тяжелой болезни он скончался в Париже 9 декабря 1967 г.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДНЕВНИК

Д.С. Мережковский и его борьба с большевизмом [20]

I

В предвоенной, большевизантствующей Европе Д.С. Мережковский[21] своим антибольшевизмом, да еще на христианской основе, был не ко двору.

Не ко двору был он и при Гитлере[22] — не как антикоммунист и даже не из-за своего христианства, с которым «Propaganda Staffel»[23] на худой конец еще могла бы, морща нос, примириться. Но совершенно для нее неприемлемо было отношение Мережковского к России, его неколебимая вера в ее национальное возрождение.

О неколебимости этой веры немцы знали (кому знать полагалось) по еще довоенным статьям Мережковского (следили за русской зарубежной прессой пристально) и по его публичным выступлениям. Но и во время войны Мережковский своих взглядов не скрывал. Что немцы могут найти в них что-либо предосудительное, ему и в голову не приходило.

Его книги были запрещены во всех немцами занятых странах, не говоря уже о самой Германии, где его знаменитый «Леонардо»[24] продавался из-под полы. Исключение было сделано для одной Франции, но чисто теоретическое. Произведения Мережковского французские издатели покупали, но не печатали — из-за «недостатка бумаги».

Одну книгу, впрочем — «Europe face a l’URSS»[25], — издательство «Mercur de France» каким-то чудом выпустить умудрилось — в самом конце оккупации.