Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде

Но он все время думал о том, чтобы создать группу. Эта пластинка засела у него в голове, и он проводил бесконечные часы в попытках понять, как это можно сделать. Базз это сделал. И если Базз нашел выход из положения, то Курт был уверен, что тоже сможет. Дюжину раз в течение 1987 года в качестве тур-менеджера он ездил с Melvins на концерты в Олимпию, университетский городок в часе езды на восток, где наблюдал восторженное отношение к панк-року, хотя зрителей было немного. Это был вкус большего мира, даже несмотря на то, что как только он добирался с группой до Сиэтла, то должен был тащить аппаратуру и идти на следующее утро на работу не выспавшись. Работу тур-менеджером Melvins нельзя назвать идеальной: не шло и речи ни о деньгах, ни о поклонницах, а Базз был печально известен тем, что обращался со всеми как со слугами. Но с этим оскорбительным фактом Курт спокойно мирился, поскольку мало что ускользало от его внимания. Курт был горд, особенно когда дело касалось его игры на гитаре; когда он нес усилитель Базза, то представлял себе, будто они поменялись ролями. Курт репетировал при любой возможности, и тот факт, что ему от этого становилось лучше, был одним из единственных путей к уверенности в себе, которые он находил. Его надежды были оправданы, когда Базз и Дэйл пригласили его выступить с ними в Олимпии на закрытии клуба под названием Gessco. На шоу было всего около двадцати человек, а на афише их назвали Brown Towel («Коричневое Полотенце»), но должны были написать Brown Cow («Бурая Корова»). Этот вечер ознаменует его дебютное выступление перед зрителями, которые заплатили за просмотр. Но вместо того чтобы играть на гитаре, Курт читал стихи, а Базз и Дэйл били по своим инструментам.

Многие из саморазрушительных привычек, которым Курт предавался в розовой квартире, все еще преследовали его и в лачуге. Трейси Марандер, с которой они познакомились в этот период, сказала, что количество веществ, которое он проглотил, было существенным. «Курт принимал много таблеток, иногда по пять раз в неделю», – повторила она. Одной из причин его повышенного употребления наркотиков была, как ни странно, верность профсоюзу. Забастовка бакалейщиков в Абердине в то время означала, что для того, чтобы купить пиво, нужно было либо ехать в Олимпию, либо пересечь кордон пикета, и обычно вместо этого Курт предпочитал принимать наркотики. Когда он все-таки покупал пиво, это было «звериное пиво». Оно носило такое название потому, что на банках Schmidt были изображены дикие животные. Когда у него было больше денег, Курт раскошеливался на Rolling Rock, потому что, как он говорил своим друзьям, «это почти как “рок-н-ролл”, написанный задом наперед».

Тот год в лачуге был одним из самых длинных и экстремальных периодов злоупотребления Курта наркотиками. Раньше образ жизни Курта состоял из нескончаемого употребления алкоголя, а затем завязки, но, живя в лачуге, он предпочитал всему иному превращение в настоящего наркомана. «Он всегда был за, – вспоминал Стив Шиллингер, – употребляя чуть больше, чем кто-либо другой, и принимая все больше каждый раз, как только трезвел». Когда у Курта кончались деньги на наркотики или пиво, он снова начинал нюхать аэрозольные баллончики. «Курт действительно был помешан на разных видах наркотических средств, – заметил Новоселич. – Он закидывался в середине дня. Он был просто никакой».

Курт по-прежнему продолжал говорить о самоубийстве и ранней смерти. Райан Айгнер жил в квартале от него, и с момента знакомства с Куртом, Райан был свидетелем ежедневных разговоров о смерти. Однажды он спросил Курта: «Что ты будешь делать, когда тебе исполнится тридцать?» «Я не беспокоюсь о том, что случится, когда мне исполнится тридцать, – ответил Курт тем же тоном, каким обычно обсуждал испорченную свечу зажигания, – потому что я никогда не доживу до тридцати. Ты же знаешь, что такое жизнь после тридцати. Я этого не хочу». Эта концепция была настолько чужда Райану, который смотрел на мир с большим интересом, что на мгновение он потерял дар речи. Райан мог понять мучения Курта: «Он был типичным самоубийцей. Он выглядел как самоубийца, ходил как самоубийца и говорил о самоубийстве».

К концу весны Курт бросил работу на курорте. Отчаянно нуждаясь в деньгах, он иногда работал укладчиком ковровых покрытий вместе с Райаном. Руководители ковровой компании любили Курта, и Райан дал ему понять, что есть возможность получить работу на полную ставку. Но Курт отказался от этой перспективы, потому что мысль о серьезной работе была для него проклятием и он боялся поранить руку, которой играл на гитаре, обоюдоострыми ножами, которыми резали ковер. «Эти руки слишком много для меня значат, – утверждал Курт. – Я могу испортить свою карьеру гитариста». Он сказал, что если порежет руки и не сможет играть, то это положит конец его жизни.