К сожалению, дипломатия не сработала.
— Даже если ты не врёшь, — вновь оскалился тупоголовый здоровяк, переведя с луны на нас взгляд, — то что с того?
Женщина едва успела увернуться от рывка здоровяка: казалось, что он буквально телепортировался к ней, нанеся удар кулаком. Он был такой силы, что едва не снёс ближайшее дерево. Если бы этот удар сейчас попал по мне, то и мокрого места бы не осталось…
И это понимал не только я.
— Ты… Как ты смеешь?!
Моя кормилица, спасшая меня только что от по-настоящему ужасной участи, шокировано смотрела в глаза здоровяка. Здоровяк, широко улыбаясь, сделал новый рывок. И вновь женщина едва увернулась. Наверное, не находись я в состоянии внетелесности, от плясок этих боевых магов меня укачало. Метафизические булки были сжаты до предела — не только потому, что я переживал за то, что один такой удар от меня мокрого места не оставит, но и из-за красноволосой.
Потому что если я ещё теоретически могу выжить, то она — нет. Я не был бесчувственной демонюгой, который может спокойно смотреть, как всё ближе приближается к смерти моя кормилица. К сожалению, что-либо сделать я не мог. По крайней мере, пока мне не дадут шанс.
К несчастью для здоровяка, мне его дали.
В какой-то момент женщина не смогла полноценно увернуться, и этим тут же воспользовался здоровяк, мгновенно поменяв однотипный удар на захват ладонью. Громила, возвышающийся над красноволосой женщиной на целую голову, голой рукой вцепился в её шею, подняв над землёй.
Тело кормилицы задрожало в конвульсиях, из её рта начал доноситься болезненный хрип.
— ******, — презрительно ухмыльнулся здоровяк. — Твоя **** слишком ******. Я всегда *********, что ты что-то скрываешь. Кто бы мог подумать… — лицо мужчины перекосило. — Кто позволил стать Чёрным ******** женщине?!
О-о-о, я хоть и не всё понял, но если бы этот крендель, пусть имея свои сверхспособности, посмел это ляпнуть в моём родном мире, особенно в какой-нибудь Америке, то его бы уже кастрировали. Дурачье.
Впрочем, я ему в какой-то степени благодарен. Бугай слишком близко приблизил своё лицо к лицу моей кормилицы, уже собираясь стянуть с неё маску, но он не подумал о том, что опасно близко приблизил к своей груди не только обессиленную женщину, но и меня. Не знаю, смогу ли я хоть что-то сделать, однако не попробовать не могу.
Не один раз живём, в конце концов!
Чёрное сердце, ставшее энергетическим продолжением основного сердца, забилось в каком-то подобии детского восторга, словно на самом деле чувствуя возможность сделать гадость. Освежающая энергия прокатилась по телу, после чего собралась со всего тела в один пучок. Этот же пучок я, используя всё то, чему научился методом тыка в состоянии внетелесности, направил за пределы тела, прямиком в сердце расслабившегося бугая.
По идее, учитывая просто гигантский разрыв сил, дядька должен был подавить мою энергию чисто инстинктивно, однако, как я уже говорил ранее, был один нюанс…
Моё чёрное сердечко было штукой довольно страшной. И это опуская то, что сам дядька, пока нас преследовал, порядочно потратил энергии. И, что самое главное, он расслабился — в этом его основная ошибка. Даже покинув пределы моего тела, сверхъестественная, в моём восприятии по-настоящему зловеще-чёрная, энергия, ещё какое-то время чувствовалась, позволяя понять, что я сделал. Словно голодный злой зверь, она начала разъедать чужую энергетику, эффект был мгновенный — лицо промежуточного босса буквально перекосило.
На тело накатила безумная слабость, меня непроизвольно выкинуло из состояния внетелесности, возвращая обратно в тело, из-за чего стало ещё хреновее, но я был доволен. Уставшее чёрное сердце внутри меня, казалось, было и того счастливее меня, посылая в тело импульсы уже начавшей восстанавливаться силы.
Громила, закашлявшись, ослабил свою хватку, свободной рукой схватившись за грудь, где сейчас хозяйничала моя сила. На долго её не хватит, речь идёт о жалком миге, однако и это в реальном бою, особенно бою боевых магов, безумно много. Моя кормилица не подвела: открыв в себе уже, наверное, дыхание эдак третье, достала из рукава припасённый кинжал, который смачно засадила в горло не успевшего прийти в себя бугая, после чего отпрыгнула от него, едва сама не упав.
На лице волосатого бугая застыло непонимание, перемешанное с болью. Продолжая стоять на одном месте, он дотронулся рукой до рукояти кинжала, его руки задрожали. Уже чувствуя, что по чуть-чуть отправляюсь в сон, увидев глупую морду будущего трупа, освещаемого сквозь густые деревья светом луны, заливисто засмеялся. Засмеялся так, как умеют только маленькие дети, которых злобные родители решили пощекотать.
Моя кормилица, уже находившаяся на грани обморока, обняла меня, начав гладить по голове. Я же продолжал смеяться.
— Т-ты…