Тяжело ковалась Победа

Пол возле печки вначале заполыхал, а за ним и двери огнем взялись. Так и сгорели… Сразу-то все подумали, что муж с женой, а потом только разобрались… Филипп долго еще после нее лежал. Носуха уже еле ходила – ухаживала за ним.

Савелия там еще встретил – слепым с войны привезли, все лицо осколками посечено. Попервости Игнат его водил. Они так и двигались: хромой, щупленький отец с трясущимися руками, а сзади здоровенный слепой сын семенил, чуть не наступал на пятки. А уж последнее время Софья у него поводырем была. Одна осталась, как-то жить надо, вот и водила. Идет, горб выше головы, вся скрючилась, лицо землисто-зеленого цвета, а он сзади над ней горой.

– Такая вот судьба, – поднимаясь, закряхтел Алексей Михайлович. – От нее не уйдешь. Тут уж так: кому что на роду написано. Хотя… – осекся рыбак, – каждый, если хочет, то немного приноровиться к ней может. Работать только надо…

Все пошли домой.

Алеша катил впереди свою тележку с десантниками и нес рыбу. А за ним – старики…

– Деда, зачем он лошадку палкой? – спросил внук перед сном.

– Оговорился, наверное, дедушка, – не сразу сообразил Юрий Павлович.

7

На следующее утро старики опять встретились на том же месте, закинули удочки и уселись, поглядывая на поплавки.

– А внуки у Семена Филипповича остались? – спросил Юрий Павлович, желая узнать судьбу остальных родственников.

– Тоже негусто, – откликнулся Алексей Михайлович. – Про Ивана я, кажись, говорил, а вот с Леонидом, который отца штанами все допекал, беда стряслась. Упрямый он был: чего захочет – будет на своем стоять. Тут уж ему вынь да положь. Я тебе о нем говорил. Техникум строительный закончил – направили его в Череповец. Там он так и прижился. Квартиры все добивался: жениться ему время подоспело, не молоденький уже был. Невесту присмотрел – красивую женщину с ребенком. Но вот гордость не позволяла в общежитие Викторию приглашать. Правда, у нее была однокомнатная квартира, но втроем в одной… Да и в примаки идти не хотел.

Это было в начале шестидесятых. Люди помаленьку начали от нищеты избавляться: стояли в очередях годами, но все-таки приобретали холодильники, телевизоры, магнитофоны. В городах уже дома начали строить: хоть и плохонькие были квартиры, но отдельные. Это потом их назвали хрущобами, а тогда все радовались: отдельные квартиры! Тут же Никита Сергеевич и денежную реформу провел. Все убеждал, что стоит, мол, коробок спичек десять копеек – будем платить копейку, никаких убытков. Расход бумаги на печатание денег сократим – экономия. Металла надо будет меньше на мелочь. Министерству финансов работу облегчим, а то уж триллионы считают. Коммунизм к восьмидесятому году обещал. Верили! А теперь его Сереженька в Америке живет и ухмыляется. Воспитал папаня…

Вечерами в небе летящую звездочку искали – спутник-то наш. А как Гагарин из космоса вернулся, тут уж весь народ возликовал. Городки для академиков кой-где начали строить, Братскую ГЭС… И на Леонида это все так повлияло, что решил он ринуться куда-нибудь, чтобы денег подзаработать. А тут этот мужик с «Волгой» приехал из закрытого города, откуда-то из Средней Азии. Вся улица бегала смотреть. По тем временам это было похоже на сказку про аленький цветочек… И Леонид загорелся: поеду, и все! К невесте хотел подкатить на «Волге». Рисовал себе: на капоте быстроногий олень, он за баранкой, рядом красавица невеста. Переживал, боялся упустить такую возможность. Одним словом, не утерпел. Бедность уже так надоела – хуже горькой редьки.

В те годы много еще заключенных на стройках работало, и молодежь там была, вот стройки комсомольскими и назывались. Обычно лагерная зона находилась через дорогу от промзоны. Утром ворота открывались, с двух сторон охрана с собаками выстраивалась, и заключенных по счету перегоняли из одной зоны в другую. Вечером все в обратном порядке происходило. ИТР в основном были вольнонаемные.

Заключенных заинтересовывали: выполнят дневную норму на сто двадцать один процент – им засчитывают три дня срока, а нет – день за день. Вот тут и была собака зарыта: бригадир, по-лагерному бугор, выжимал от начальника участка (старшего прораба) проценты, а прораб – выполнение плана. Бугор – это здоровенный мужик сорока-пятидесяти лет с пудовыми кулачищами. Он водил бригаду – сто с лишним заключенных со сроками от пяти до двадцати лет. Там у них царили свои правила, но слово бугра – закон. Некоторые прорабы наживались: заключенным в нарядах – процент для зачета, себе – процент от их заработка. Это были приличные деньги.

Вот на такую стройку Леонид и попал старшим прорабом. Ростом его Бог не обидел, умом он был доволен, а хватку и настырность унаследовал от отца и деда.