Жить как-то надо было. Кончила курсы, села в цеху на кран. С детсадиками в ту пору трудно было. Она по-своему ухитрялась: положит девчонку в ночь на воскресенье между рамами – утром в понедельник врача вызывает или сама идет: воспаление легких – вместе ложатся в больницу. Потом опять привязывает ее к кроватке и уходит. Крысы по ней бегали – полуподвальный этаж-то. Орала цельными днями, а как устанет – спит. Проснется, видит: крысы на подушке. От испуга в крик: головой вертит, глаза выворачивает что есть силы. Так напрягала глазные яблоки, что от боли ревела. Крысы не боялись – сидели рядом, крошки от еды собирали. Крутила она глазами из последних сил, ну и надорвала связки. На всю жизнь косоглазой осталась. Зрачки за переносье запрятались. Из-за этого и судьбу исковеркала: кому косоглазая нужна?
Так вот Ноябрина и выросла. Школу закончила, на завод к матери устроилась. Курить научилась, выпивать…
Зина жила с хахалем, Сережкой-водопроводчиком. Как дом на ремонт поставили, он свою комнату сдал, и получили они где-то на Марата двухкомнатную. Ноябрина придет с работы, выпьет, окно в своей комнате распахнет, если весной или летом дело, – и на весь двор: «Брежнев! С…! Для кого “березки” завел? Работяг дразнишь!»
Зина с Сережкой умерли уже при Горбачеве. Ноябрина обменяла квартиру на комнату уже при Ельцине, придачу взяла – говорили, что-то очень много. Часть пропила, а остальные пропали. Потом и комнату заложила. Сейчас будто где-то на чердаке ютится…
– А как ваша семья?
– Тоже не все уцелели. Время-то какое было!.. О брательниках?.. – задумался рыбак. – Дмитрий воевал, в плену был, после в лагерь попал, да так и сгинул… Тоже хлебнул горюшка. Михайло на фельдшера выучился, под Сталинградом воевал. Бывало, как в медсанбате освободится, так в окоп – фрицев стрелять. Писал: «Мщу фашистам за погибших в блокаду». Ну, и сам вскоре под Орлом пал. Молодой еще был…
У Дмитрия остались два сына, Валерий и Виктор. Валерий работал строителем. Двух сынов вырастил и дочь. Образование им дал. А тут перестройка, ГКЧП, демократия – остался без работы. И сам, и жена вскоре умерли. Их сын Михаил начал скупать ходовой товар у челноков, перепродавал. Приобрел подвал небольшого дома на Васильевском, потом старый флигель с приятелями в складчину купили, фирму образовали. Сыновей Михаил отправил в Америку учиться, а дочка осталась в России. Один сын там прижился, а другой вернулся. Жена вначале с внуками занималась, да так и осталась дома сидеть. Михаил с приятелями что-то не поделил, и его с сыном прямо в машине застрелили. Сейчас ведь как?.. Жена его живет одна в квартире. Ездит к сыну в Америку, но каждый раз возвращается: дочь здесь с внуками.
Виктор где только не бывал: целину поднимал, Братск строил, БАМ прокладывал… Помотался смолоду, а теперь живет у вас где-то в Купчине – на выселках. Сын у него в Афганистане погиб – моджахеды убили. Угораздило наших тоже туда сунуться! Жена сына вышла за другого. А внучка Эллочка после десятого класса потребовала шубу. Собрались на совет: бабка, жена Виктора, свои гробовые, что на похороны копила, отдала. Сложили – не хватило. А Эллочка свое: «Не купите шубу – почку продам!» Кое-как наскребли, но… не на ту, что ей хотелось… После одиннадцатого класса Эллочка решила по-своему: летом вышла на Невский, а осенью уже в норковой ходила.
Мерседес потом захотела – тоже купила. Быстро что-то больно у молодых нынче выходит. Правда, говорят, несколько раз аборты делала, но все как-то сошло – никакая болячка не прицепилась, слава Богу.
Свадьбу недавно справляли – говорят, в церкви венчались. Вот нынче как изощряются. Вначале блуд, аборты – а потом под венец. Какая уж там судьба у дитяти будет, если мать изначально вся извертелась? Хоть бы церковь уж тогда не поганили! А может, покаялась, кто знает… Какое там дитя после всего этого будет, Господи?..
– Значит, и в вашей семье не все благополучно, – сказал Юрий Павлович.